Будапештская весна

— Фантастично!.. Я же тебе говорил, что она должна быть где-то здесь… Эх ты, идиот! — набросился он на меня, а затем снова повернулся к женщине: — Благодарю вас, мадам, сердечно благодарю, а то мой друг, этот вол, этот носорог, пытался заверить меня в том… Если не секрет, скажите сколько времени вашему малышу?

— Всего десять месяцев.

— Всего десять месяцев! О, он кажется гораздо взрослее! А какой он миленький, как он внимательно смотрит своими маленькими черными глазками!.. А какой он у вас выдержанный, молчаливый. Он совсем не похож на мертвеца, не так ли?..

Женщина закричала, а Дюси бросился бежать. Мне ничего не оставалось как сесть на велосипед и, сгорая от стыда, уехать прочь. Остановился я только на пристани. Сердце мое бешено колотилось. Охотнее всего я бы вернулся к женщине и попросил у нее прощения, но сделать это почему-то боялся.

Прикрепив велосипед цепью к столбу, я пошел вдоль набережной. Молодежь, отдыхавшая в Шиофоке, до обеда обычно проводила время на пляже, вечером шла в казино или на танцы, а в эти часы молодые люди и девушки расхаживали взад и вперед по набережной и по многочисленным дорожкам парка.

Я искал Бергера и вскоре увидел его вместе с подружкой. Они стояли у тира и упражнялись в стрельбе. Подружку Бергера звали Евой, но все почему-то называли ее Бергер. Это была высокая стройная девушка с блестящими глазами и ослепительно белыми зубами. На ней был свитер и брюки. Она великолепно загорела, и на коричневом ее лице стали заметнее веснушки.

Она тоже училась в гимназии. Отец Евы был богатым галантерейщиком и мог послать дочку на все лето отдыхать в Шиофок, где у него была собственная вилла на улице Белавари.

Когда я подошел к ним, как раз настала очередь стрелять Бергеру. Красный от волнения, он начал целиться, то и дело отбрасывая со лба мешавшие ему волосы. Мне он лишь кивнул, буркнув, что вечером встретимся на танцах.

Сочтя себя оскорбленным, я поехал домой. Я снимал комнату с отдельным входом в сад в доме, расположенном рядом со спортплощадкой. Подняв жалюзи, я улегся на кровать и в течение получаса заучивал две страницы иностранного текста из учебника. Это была моя дневная норма. Закончив учить, я переоделся в костюм из тропикаля, повязал галстук и направился ужинать.

Вечерело, и на дорожках парка зажглись неяркие фонари, отбрасывавшие на землю бледные пятна. В летнем кафе, где в оркестре играли братья Хорваты, в соответствии с приказом о соблюдении светомаскировки все фонари и лампы были прикрыты брезентовыми пологами. Вечер выдался теплым.

Увидев меня, оба Хорвата, столовавшиеся здесь вместе с женами, замахали мне, приглашая сесть к ним за стол, за которым можно было поужинать по льготной цене, как работнику кафе; к тому же с них не брали даже талонов.

Они ужинали за столиком возле самой эстрады. Сюда во время перерыва они обычно подсаживались к своим женам.

За столиком сидели оба Хорвата и третий музыкант оркестра — ударник Вилли Фельчер, добрый холостяк. Все трое — в ослепительно белых атласных смокингах. Здесь же сидели и жены братьев, Эмма и Души, с которыми я, как и с Хорватами, был на «ты».

Белокурая Души, жена Деже, была более серьезной, чем Эмма, а иногда даже сердитой. Сейчас Души тоже показалась мне расстроенной: она неохотно ответила на мое приветствие, так как спорила с мужем.

— Какая глупость пить эту гадость! — бросила она мужу.

— Хорошо, только перестань, — махнул ей Деже.

— И вы хотите надуть меня на этом? Заказываете малиновый сироп, а утверждаете, будто это красное вино! Я и официанту залеплю пощечину за то, что он меня дурить собрался… — Когда Души сердилась, она начинала называть мужа на «вы» или говорила о нем в третьем лице. — И он еще хочет возглавить кафе! Да кто доверит свои деньги такому глупцу?..

Дело в том, что мы с Хорватами вынашивали голубую мечту — открыть в Пеште «Хорват-чарду»: братья будут играть в оркестре, жены — помогать в зале, а мать — хозяйничать на кухне. Им даже удалось собрать небольшую сумму. Шани вел переговоры об аренде помещения. При этом они рассчитывали на помощь друзей-торговцев. Такими друзьями были Оскар Рона и Арпад Фрей, которые сейчас как раз отдыхали здесь и были приглашены на сегодняшний вечер.

Ровно в девять заиграл оркестр. Я в основном уже был знаком с репертуаром Хорватов. В самом начале вечера, пока собиралась публика, они играли классические пьесы, отрывки из опер, различные фантазии, довольно свободно импровизируя. В это время Деже, по обыкновению, играл на рояле два небольших вальса Шопена, которые так нравились мне. В такой свободной обстановке эта чарующая музыка действовала на окружающих умиротворяюще, а меня она, напротив, будоражила, рождая в душе высокие гражданские порывы.

Спустя некоторое время оркестр начинал играть танцевальные ритмы, и на паркете появлялись первые танцующие пары. Братья Хорваты, высокие, стройные, представительные, были в то время самыми высокооплачиваемыми музыкантами.