Будапештская весна

В маленьком оркестре играли всего два музыканта — пианист и ударник, оба в довольно поношенных смокингах. Странно, но ни одного из них я тогда не узнал, так как, собственно говоря, не обратил на них внимания, хотя Шани не играл, а прямо-таки ревел. Я сидел, склонившись над столиком, и поднял голову, лишь когда услышал свое имя. И тут только до меня дошло, что ведь это — братья Хорват!

Узнав их, я помахал им рукой. Они в ответ помахали мне. Шани приветствовал меня, подняв вверх барабанную палочку. С тех пор как мы с ним виделись в последний раз, он наполовину облысел и потолстел килограммов на двадцать: лицо стало круглым как луна, а шея — толстой и багровой.

Его младший брат Деже тоже очень изменился. Встретив Деже одного, я ни за что бы не узнал его: кожа на лице стала бледной, дряблой, в каких-то точках, под глазами — мешки. Щеки и лоб его сильно потели, и он то и дело вытирал их аккуратно сложенным платком, который лежал на крышке рояля.

В перерыве они подошли к моему столику, обняли меня и, подставив стулья, уселись рядом.

— Привет, дорогой! Как живешь? Женился, детишки есть? Выглядишь превосходно!.. Сколько же лет мы не виделись? — Они буквально засыпали меня вопросами, и я не знал, на какой отвечать.

Мы прикинули и ужаснулись: со дня последней встречи прошло чуть ли не двадцать лет! Было это летом в Шиофоке, на Балатоне. После столь долгого перерыва довольно трудно бывает начать разговор.

Я спросил их, что бы они хотели выпить, но они промолчали, и мне пришлось долго их упрашивать. Деже предпочел выпить пива. Когда он наливал пиво в стакан, от меня не ускользнуло, что руки его дрожали. Быстро выпив стакан, он сразу же налил себе другой. Лицо его блестело от пота, он вытирал губы платком, а когда говорил со мной, то смотрел не на меня, а куда-то выше, поверх моей головы, вперив взгляд водянистых глаз в пустоту.

— И давно вы здесь играете?

— С прошлого года, — ответил Шани, но, почувствовав в моем вопросе какой-то подвох, поспешил объяснить: — Знаешь, здесь можно гораздо больше заработать, чем в ресторане первого разряда. Попадется гость с толстым кошельком и начнет заказывать, что его душе угодно. Мы, конечно, играем, а в конце вечера смотришь — две сотенные в кармане… В Будапеште об этом не может быть и речи: дадут рюмочку выпить — и только.

— А как Элла?

— Ты имеешь в виду Эмму? — поправил меня Шани. — Здорова, спасибо.

— Да, да, конечно, Эмма. А ребенок?

— У нас уже взрослый сын. Ему шестнадцать лет, он чемпион по лыжам среди юниоров.

— Что ты говоришь?.. А Души? — обратился я к Деже.

— Мы развелись, — ответил он таким тоном, будто говорил вовсе не мне.

— Извини, я не знал…

К нашему столику подходили какие-то люди, здоровались с Хорватами, многие обращались к ним на «ты». По-видимому, это были завсегдатаи ресторанчика. Вскоре перерыв кончился, и братья ушли к инструментам.

Деже, сидя за столом, почти ничего не говорил, да, видимо, и не слушал меня. Сев к роялю, он подал мне знак рукой, давая понять, что сейчас он будет играть специально для меня. Я не сразу понял, что именно он играет, но потом узнал вальс Шопена, который мне раньше особенно нравился и поэтому я всегда просил сыграть его. Странно, но Деже помнил об этом.

Уже одно то, что мой любимый вальс Шопена играли специально для меня во второразрядном загородном ресторанчике, подкупало, тем более что со времени нашей последней встречи прошло столько лет. От меня не ускользнуло, что играл Деже не ахти как хорошо. Он слишком вольно импровизировал, фальшивил и в темпе, и в ритме. Быструю, виртуозную часть он играл слишком быстро, а лирическую часть намеренно замедлял. Кроме того, он играл очень громко, то и дело прибегая к педали. Видимо, он уже привык заполнять это небольшое помещение чересчур громкой музыкой.

Затем оркестранты снова заиграли какой-то танец, и на пятачке опять стало тесно от танцующих пар. Я не специалист в музыке, но все-таки заметил, что братья Хорват предпочитали не современные пьесы с их быстрыми ритмами, а старинные, чуть слащавые, исполняя их достаточно виртуозно.

Деже играл много старых шлягеров, видимо, специально для меня, но даже в современных бешеных ритмах в интерпретации братьев чувствовались отголоски мотивов двадцатилетней давности, что лишало их шика. Так часто бывает с костюмом: вроде бы и из хорошей шерсти, и сшит, кажется, неплохо, а все равно выглядит каким-то старомодным.

Затем Деже снова подмигнул мне и заиграл отрывок из «Искателей жемчуга», а Шани тихо запел в микрофон. Дело в том, что одна из арий этой оперы Бизе в переложении для джаза была самой популярной музыкой в то лето в Шиофоке.

После обеда мы с Эммой пошли купаться. Ее муж Шани не составил нам компании, так как больше всего на свете любил поспать. Большой пляж в этот послеобеденный час был почти пуст: представители высшего света отдыхали после бурно проведенной ночи.