Будапештская весна

— Эрвин Шали женился на дочери Роны, а потом в пятьдесят шестом они все уехали в Южную Америку… Погоди, кто же еще остался из старых знакомых?.. Дядюшка Габи жив, получает пенсию, выглядит превосходно, ходит в плавательный бассейн, на футбольные матчи…

— Да, я с ним сам как-то встретился в бассейне, — заметил я. — Я показал ему, как под водой переплываю бассейн из угла в угол. Старик поднатужился и переплыл бассейн три раза.

— А дядюшку Руди вы не встречали?

— Дядюшку Руди?

— Толстого торговца текстилем. Он всегда ходил с женой и сыном.

— А с ним что?

— Он и по сей день частник… Все его родственники погибли. Он живет один в маленькой комнатушке на улице Изабеллы и с раннего утра и до позднего вечера чинит старые ковры. Ночи проводит в разных увеселительных заведениях, где сорит деньгами направо и налево. Всех угощает коньяком, а сам, кроме кофе, ничего не пьет… В разговорах он почти не участвует, разве что иногда заметит, что для здоровья человека самое главное — хорошо поставленное дыхание…

— Да, я помню, он всегда об этом говорил, — засмеялся я.

Тем временем ресторанчик опустел. Официант заканчивал уборку. И хотя воздух в зале был спертый, мне все же приятно было посидеть возле рояля. Я заказал себе и обоим Хорватам по бутылке пива.

— А как твоя возлюбленная? — спросил я у Шани. — Та маленькая блондиночка, дочка госсекретаря?

— Ева Бицо? После освобождения она так повела себя, что ее невозможно было остановить: прожигала жизнь в ресторанах, меняла мужчин как перчатки, о ней даже в газетах писали в связи с каким-то скандалом. В конце концов она вышла замуж за какого-то солдата… А вторую Еву вы помните?

— Худую такую, рыжеволосую?

— Не рыжеволосую, а темноволосую — Еву Бергер.

— Да, да, Бергер, с веснушками такая… Она тоже замуж вышла?

— Да, за какого-то киношника. Я у них был несколько раз. Живут на широкую ногу. Говорят, будто часто наставляют друг другу рога. Слышал, будто они уехали из страны, вроде бы развелись…

Я спросил Хорватов, когда они были в последний раз в Шиофоке. Оказалось, что с того раза они там больше не были. Деже уже складывал ноты, Шани, накрывая барабан чехлом, спросил:

— Домой едешь?

— Да, — ответил я.

— А где ты живешь, когда приезжаешь в Шиофок?

— На острове.

— На каком?

— Теперь там все выглядит иначе: прорыли канал, и получился небольшой островок, на нем теперь ремонтные мастерские…

— Хорошее место?..

— Мне нравится. Слышно, как работают машины, как пыхтят моторки… Мне там хорошо работается… Старый пляж сильно пострадал, когда линия фронта проходила через Шиофок, но теперь городок расстроился, появилось много новых отелей, домов отдыха, ресторанов и прочих увеселительных мест. И только этот маленький островок между двумя рукавами остался почти без изменений. На нем расположены спортклуб и дом отдыха Национального театра. Там мы обычно играем в теннис…

— А ты знаешь, что мой сын чемпион по лыжам среди юниоров? — спросил меня Шани.

— Да, ты уже говорил… Ивы и тополя стали еще выше. Балатон хорош, как и прежде. Один мой друг обычно рисует его прямо с балкона и утверждает, будто каждый вечер вода в нем меняет оттенки.

«ТРИ ГУСАРА»

Тротуар блестел после небольшого майского дождя. Как только отменили комендантский час, ночная жизнь в городе быстро возобновилась. В теплый субботний вечер все столики в ресторанах и кафе были заняты. Из-за зеркальных окон приглушенно доносились звуки музыки.

«Как скоро все забывается! — подумал Брезнаи, вытирая платком вспотевшую шею. — Давно ли здесь танцевали?»

Мимолетный мелкий дождик не принес прохлады. Было по-весеннему душно. Брезнаи бесцельно брел по Бульварному кольцу. Настроение было скверное. Идти домой не хотелось.

Когда он в ноябре приехал в Пешт, то поселился в маленькой комнатушке для прислуги, которую ему предоставил коллега-артист. В свое время они вместе учились в институте. Брезнаи хотел остаться у него недельки на две-три, но уже прошло полгода. Проживая на улице Елемер, Брезнаи с каждым днем все больше убеждался, что гостеприимство хозяев квартиры тает, да ему и самому уже невмоготу стало переносить многодетную семью коллеги, от шума и крика которой он не мог ни спокойно спать, ни разучивать роли. Ему обещали дать квартиру, но так и не дали. Он уже устал бегать по всяким инстанциям. И вообще ему явно не везло: осенью бурного прошлого года[10] его уволили из периферийного театра, где он был директором, а через несколько дней после этого его жена сбежала в Канаду. В городе он чувствовал себя одиноким и всеми покинутым. Брезнаи не хотелось больше оставаться здесь, тем более что он получил несколько анонимных писем с угрозами: если, мол, он не уберется, то у него могут произойти серьезные неприятности.