Будапештская весна

Сейчас он работал в одном из столичных театров, но надеялся, что позже его, возможно, снова пригласят директором какого-нибудь периферийного театра. Зондаж по этому поводу уже был, но Брезнаи все это надоело. В Пеште ему не дали сыграть ни одной более или менее приличной роли. Вся театральная жизнь как бы замерла: спектакли начинались в четыре часа и проходили в полупустом зале.

Вот и сегодня он появился на сцене, не испытывая ни радости, ни вдохновения, снедаемый тягостными мыслями о том, что у него нет ни дома, ни родных, что ему вообще негде приклонить голову.

В этом году ему исполнилось сорок лет, двадцать из которых отданы сцене, но до благополучия ему было так же далеко, как в те годы, когда он только начинал еще свой жизненный путь. Если бы он вместе с Ирен уехал в Канаду, то, по-видимому, никто бы не бросился его искать, никто бы не заметил его отсутствия.

— Кругом одна пустота, дружище, — пробормотал он себе под нос, разглядывая деревья на бульваре и стараясь определить, от какого из них идет такой аромат… Здесь росли старые вязы с голыми стволами и давно отпиленными ветками и зеленели молоденькие побеги клена, привязанные к кольям.

Брезнаи с трудом переставлял ноги: за несколько месяцев безделья он сильно располнел и разленился. За рациональным питанием он уже не следил. В довершение всего ему все время хотелось выпить. Каждый вечер после спектакля его так и тянуло зайти в какой-нибудь ресторанчик или корчму. И он заходил, и даже не в один, бродя между столиками в поисках знакомых.

Правда, сегодня ему почему-то не хотелось заходить ни в один из шумных ресторанчиков Бульварного кольца, и он свернул в боковую улочку. Подъезды домов уже были заперты. Окна квартир зловеще чернели во тьме.

Брезнаи утомился от долгой ходьбы. Увидев на улице Акацфа освещенный портал какого-то дома, он не спеша направился к нему. Он довольно часто бывал в этих местах, когда учился в театральном институте и подрабатывал статистом в Национальном театре.

Брезнаи остановился перед дешевой корчмой под вывеской «Три гусара». Наряду с прочим она славилась и тем, что драки в ней были явлением отнюдь не редким. Совсем недавно корчму капитально отремонтировали, у входа поставили швейцара в форме с галунами. Столики внутри были накрыты белыми скатертями, на стенах под абажурами горели бра, а в зале играл цыганский оркестр. Все столики в корчме оказались заняты. Брезнаи прошел в венгерский зал. Стены его были облицованы разноцветной плиткой, а на стилизованных под старину окнах висели домотканые занавески. Однако и тут не было ни одного свободного места. Он уже хотел было повернуть к выходу, как вдруг кто-то окликнул его:

— Добрый вечер, товарищ директор!

Брезнаи оглянулся и увидел за столиком в самом углу двух мужчин. Они пили вино и призывно махали ему руками.

— Никакой я уже не директор, — буркнул он, рассматривая физиономии мужчин, но, как ни старался, никак не мог вспомнить, кто они такие.

— Просим вас, товарищ директор, за наш столик… — проговорил тот, кто окликнул его. Это был высокий человек с красным лицом и седеющими волосами, в помятом коричневом костюме.

После недолгого раздумья Брезнаи, которому все равно некуда было спешить, сел на третий стул, решив, что несколько минут он может здесь посидеть. Брезнаи поздоровался за руку и со вторым мужчиной, здоровяком с черными усами, в черном костюме. Здоровяк так крепко стиснул руку артиста, что тот с любопытством посмотрел на него. Незнакомец выдержал его взгляд, более того, он вызывающе улыбнулся в ответ.

Тем временем мужчина в коричневом костюме налил в чистый стакан вина.

— Разве мы знакомы? — спросил у него Брезнаи.

— А вы разве меня не помните, товарищ директор? Я же работал в вашем театре бутафором… Не помните? Моя фамилия Саколци.

— Да, да, конечно, вы — Саколци. Где же вы теперь живете? В Пеште?

— Нет, конечно. Живу, где и жил. Из театра ушел, работаю в небольшой столярной мастерской дядюшки Фери. — И стаканом, который держал в руке, ткнул в сторону усатого. — Мы с дядюшкой Фери приехали сюда, так сказать, для того, чтобы разжиться здесь материалом…

— Понятно, — кивнул Брезнаи и украдкой взглянул на усатого. По виду тот казался даже моложе бутафора, но Саколци почему-то упрямо называл его дядюшкой.

Все трое чокнулись и выпили.

— А вы знакомы? — поинтересовался бутафор.

— Я хорошо знаю господина директора, — ответил усатый, как-то странно улыбаясь и делая ударение на слове «господин».

— Откуда?

— Откуда? Видел вас на сцене, — с хитрой улыбкой проговорил Саколци. — Дядюшка Фери ни одного нового спектакля в театре не пропускал…

В ресторанчике было шумно, а тут еще заиграл цыганский оркестр. Саколци опять наполнил стаканы вином.

— Ну, поехали! — Он поднял стакан. — Значит, товарищ директор, вы приехали в Пешт?

— Я уже сказал, что никакой я не директор.

— Мы очень хорошо знаем, товарищ директор, что это не от вас зависит: сейчас не то время…

— Какое время?

— Товарищ директор и раньше был хорошим человеком. Я не раз говорил об этом нашим ребятам. Говорил ведь, не так ли, дядюшка Фери?