Будапештская весна

Новое жилище Колонитчи обставили своей старинной мебелью. А когда бригадиром назначили Пала Фуро, над вдовой генерала не только перестали посмеиваться, но однажды при всем честном народе даже похвалили за хорошую работу.

После демобилизации Липот тоже устроился на работу в «Красном рассвете». Учитывая слабое здоровье Липота, его определили в контору. В свободное от работы время он по-прежнему не расставался с музыкой и начал собирать старинные народные песни этих мест. И, нужно сказать, преуспел в этом, так как ему удалось записать несколько песен, которые до него никто не записывал. Не обошлось, правда, без казуса. Однажды его забрали в полицию за то, что он, мол, приставал к старикам и старухам с какими-то расспросами. Когда же во всем разобрались, то в отделе культуры районного совета Липоту даже выдали письменный документ, которым удостоверялось, что ему разрешается собирать старинные народные песни.

И лишь одна мать не только не одобряла увлечения сына, но и считала это пустой, никому не нужной блажью. Бывшая генеральша отличалась крепким здоровьем, была религиозной до мозга костей и безропотно сносила все превратности нелегкой судьбы, выполняя любую, самую тяжелую работу. По слухам и по свидетельству ее девичьих фотографий, в молодости она не была красавицей, и Колонитч женился на ней исключительно из-за богатого приданого, а потому все время изменял ей.

Медсестра Гизелла писала Липоту письма, присылала посылки, а во время отпуска навещала его. Она рассказала, что после отъезда Липота в госпитале разразился страшный скандал. Один из больных донес, что медработники с помощью бывшего графа устраивали в кабинете начальника отделения пьяные оргии, преклонялись перед западной культурой, слушали передачи американского радио и тому подобное. Медсестру Розу сразу же уволили, беднягу старшего лейтенанта Шашди перевели в провинцию. Зашла речь и о комиссовании Колонитча, но это дело замяли, так как тогда пришлось бы перетряхнуть весь врачебно-медицинский персонал. Медсестре Гизелле удалось сухой выйти из воды, так как от нее ниточка вела слишком далеко…

Медсестра Гизи, она же Гизелла Перглиолер, была дочерью владельца бойни в Калоче, которую у ее отца отобрали после освобождения. Гизелла никак не могла смириться с этим, а познакомившись с Липотом, увидела в нем единомышленника и товарища по испытаниям, выпавшим им на долю. Приезжая в гости к Липоту, она чувствовала себя как дома: помогала его матери по хозяйству, вместе с Тильдой решала задачки по арифметике, колола дрова, кормила домашнюю птицу, пекла рожки с орехами, а уезжая в Пешт, охотно бралась за всевозможные поручения и, нужно сказать, все их быстро и умело выполняла.

В 1953 году вышел закон, разрешивший переселенцам свободу передвижения. Колонитчи охотно покинули бы хутор, но ехать им было некуда, так как их старую квартиру заняли другие жильцы. К тому же на возвращение в столицу требовалось специальное разрешение от властей.

И тут на хуторе снова появилась медсестра Гизелла. Она приехала с хорошо продуманным предложением: раз уж нельзя сразу же перебраться в Будапешт, то необходимо переехать куда-нибудь поближе к столице, но подальше отсюда, от этого богом проклятого места. Графиня весь вечер молчала, а утром сказала, обращаясь к Липоту:

— Знаешь, сынок, вы, если хотите, можете ехать… Я вам мешать не стану… Я же слишком стара для таких перемен, тем более что квартиры у нас нигде нет. Я не думаю, что где-то нам будет лучше. Сидеть на шее я ни у кого не хочу. Здесь я уже как-то привыкла, так что стоит ли мне все начинать сначала?

Домашние хорошо знали, что уговаривать графиню бесполезно — она не привыкла менять своих решений. Само собой разумеется, Клотильда оставалась с ней, по крайней мере, до окончания школы.

Липот же не мог дождаться, когда он покинет хутор. Гизи тоже считала, что если Липот не уедет отсюда, то это самым пагубным образом скажется и на его работе, и на его будущем. Решили перебраться в Леаньфалу. От этой деревушки до Пешта — сорок пять минут езды. В деревушке у Гизи жила старая больная одинокая тетушка, которая пригласила Гизи и Липота к себе жить, предложив взять на себя все заботы по хозяйству. Гизи предложила ради тетушки как-то узаконить их отношения…

Они скромно и тихо обвенчались и сразу же переехали в Леаньфалу. Липот на полставки устроился на автобазу в Сентэндре, Гизи же ушла из госпиталя. По совету одной подруги она нанялась красить платки и за очень короткий срок настолько преуспела в этом ремесле, что легко зарабатывала в месяц по две-три тысячи форинтов. Гизи могла работать на дому, а в Пешт только ездила за работой.

Тетушка Гизи им не мешала. Старушка радовалась, что теперь она не одинока, а самое необходимое для жизни ей доставала племянница.