Таким путем йогины обычно «очищают сознание» от ненависти, вялости, беспокойства и неуверенности[12]
. Брамины считали, что достигают этого духовного очищения посредством ритуальных жертвоприношений животных. Гаутама же теперь знал, что очищение доступно каждому человеку без посредничества жрецов, а исключительно путем медитации. Если выполнять ее должным образом, соблюдая предписания йоги, можно трансформировать неутомимые деструктивные потоки сознания и подсознания.Позже Гаутама будет утверждать, что разработанный им новый метод йогической практики рождает личность совершенно нового порядка, свободную от ненасытных желаний, алчности и эгоистического самосознания. Он уподоблял эту личность клинку, выхваченному из ножен, или змее, сбросившей старую кожу, поясняя, что «клинок и змея — это одно, а ножны и старая кожа — нечто совсем иное»[13]
.В этой системе медитация заменяет жертвоприношение; сострадание же приходит на смену аскетизму (тапас). Кроме того, сострадание, по убеждению Гаутамы, позволит жаждущему просветления раскрыть доселе неведомые ему свойства его сущности. Учась йоге у Алары Каламы, Гаутама овладел искусством достигать состояния осознанной внимательности через четыре последовательных состояния дхъяны. С каждым последующим таким состоянием, как считалось, усиливается способность к прозрению и духовному совершенствованию. Теперь же Гаутама модифицировал эти четыре дхъяны, обогатив их так называемыми «неизмеримостями» — состояниями безгранично расширенного сознания (аппамана). Во время ежедневных медитаций он специально пробуждал в себе чувство любви — «это огромное, бескрайнее и неограниченное (неизмеримое) чувство, которому неведома ненависть» — и направлял во все четыре стороны света. Он излучал это чувство на все живые существа — на растения, животных, врагов и друзей. Во время первой аппаманы (состояния безгранично расширенного сознания), которая соответствовала первой дхъяне, он пробуждал в себе любовь по отношению ко всем живым существам. Достаточно хорошо овладев этим умением, Гаутама обрел способность во время второй дхъяны индуцировать сострадание (вторую аппаману), учась сочувствовать всем живым существам и сопереживать их боли — примерно так, как в детстве, сидя под деревом, испытывал жалость и сострадание к гибнущим травам и букашкам. Затем он пошел еще дальше, и во время третьей дхъяны учился испытывать «симпатию ко всем живым существам» — радоваться счастью и радости других, без всяких корыстных помыслов о том, что это могло бы дать лично ему. И наконец, достигая четвертой дхъяны, во время которой йогин настолько погружен в созерцание объекта медитации, что становится нечувствителен ни к боли, ни к удовольствию, Гаутама стремился родить в себе абсолютно одинаковое отношение ко всем и вся, обрести полную невозмутимость, способность ни к чему и ни к кому не испытывать никаких чувств — ни симпатии, ни антипатии[14]
. Это задача особенно трудная, потому что требует от йогина полного избавления от влияния собственного эго. Необходимо отринуть все личные предпочтения и сделать благожелательность абсолютно непредвзятой. На самой высшей стадии медитации, когда мастер традиционной йоги достигает полной невосприимчивости к внешнему миру и столь же полной автономии от него, Гаутама учился преобразовывать свою личность за счет беспредельного сострадания ко всему сущему. Тем самым он оплодотворял традиционную практику йоги состраданием и добротой.