Будда

Далее Палийский канон рассказывает, что один из слушателей, бхикшу по имени Конданна, прямо во время проповеди начал постигать Учение «прямым знанием»[9]. Оно «возникло перед ним», словно всегда пребывало в глубинах его существа. Иными словами, Конданна будто опознал то, что всегда подспудно было его знанием[10]. Именно в таких словах канонические буддийские тексты описывают обращение очередного адепта в лоно Дхармы. Причем это не просто умозрительное согласие с вероучением. Там, в Оленьем парке, Будда действительно провел церемонию инициации. Как опытная повитуха, он помогал рождению нового просветленного человека, или, по его собственному сравнению, вынул клинок из ножен и освободил змею от старой кожи. Увидев, что произошло с Конданной, боги, собравшиеся послушать Первую проповедь Будды, радостно провозгласили: «Господин запустил Колесо Дхармы в Оленьем парке города Варанаси!» Их крики по очереди подхватили боги всех божественных сфер, пока весть наконец не достигла самого Брахмы. И тогда вздрогнула земля и наполнилась светом более ярким, чем свет богов. «Конданна знает! Конданна знает!» — радостно вскричал Будда. Так Конданна сделался тем, кого буддийская традиция именует «вошедшим в поток» Истины, или сотапанна[11]. Он еще не стал окончательно просветленным, но у него не осталось сомнений в истинности Дхармы, и все другие дхармы его больше не интересовали. Он был готов целиком посвятить себя Дхарме Будды, убежденный, что он приведет к нирване. Конданна испросил дозволения вступить в сангху Будды. И сказал тогда Будда: «Приди, бхикшу, Учение провозглашено и приносит пользу. Веди праведную жизнь, и она положит конец твоим страданиям отныне и навсегда»[12].

Однако в палийских текстах имеется и другая версия Первой проповеди в Оленьем парке. В ней описывается куда более долгий процесс совершенно иного свойства. Там говорится, что Будда наставлял бхикшу по двое, а остальные трое в это время ходили в город собирать подаяние для всех шестерых. Можно предположить, что в этих более углубленных наставлениях Будда посвящал бхикшу в таинство созданной им разновидности йоги, обучая понятиям «осознанной, бесконечной внимательности» и «неограниченных возможностей сознания»[13].

Это вполне логично: йогическая медитация играет важнейшую роль в процессе просветления. Дхарму невозможно постичь «напрямую» и сделать реальностью жизни, если не уметь глубоко погружаться в себя и созерцать свои тело и дух йогически сконцентрированным внутренним взором. Конданна, например, не смог бы стать «вошедшим в поток» и обрести «прямое знание» Дхармы, только выслушав ее и согласившись принять на веру. Бхикшу не мог бы должным образом понять Истины о страдании и о жажде бытия (о желании), не разглядев их в мельчайших подробностях в собственном опыте жизни. К тому же дисциплина медитации составляла непременный компонент Восьмеричного пути. Таким образом, наставление пятерых бхикшу в таинстве Дхармы почти наверняка длилось дольше, чем одно-единственное утро; даже если к моменту встречи с Буддой все пятеро бхикшу уже мастерски владели йогой и следовали этическим нормам ахимсы, все равно потребовалось бы определенное время, чтобы Дхарма начала приносить плоды. Как бы там ни было, Палийский канон сообщает, что вскоре после того, как Конданна осознал Дхарму, его товарищи Ваппа, Бхаддия, Маханама и Ассаджи тоже стали «вошедшими в поток»[14].

Логически обоснованное изложение положений Дхармы дополнялось медитативной практикой, причем последняя позволяла посвященному «осознать» первую. Посредством йогических методов бхикшу могли отождествить себя с истинами, выразить которые Будда попытался в своей Дхарме. Одним из самых распространенных объектов медитации буддистов стала Цепь причинности (пратья-самутпада), которую Будда, вероятнее всего, создал в более позднее время в виде развития Благородной Истины о страдании. Правда, в Палийском каноне говорится, что Будда размышлял о Цепи причинности непосредственно перед просветлением и сразу после него[15].

Итак, Цепь причинности прослеживает жизненный цикл разумного существа через 12 обусловленных и обусловливающих связей и отражает преходящую природу бытия человека, показывая, что он беспрерывно меняется, всякий раз становясь чем-то иным.