Читаем Буддист полностью

Впервые услышав о чтениях Доротеи Ласки и Элизабет Хэтмейкер в Open Studio, я призадумалась: в начале года мы обсуждали совместные чтения с Дотти, когда она приезжала в Залив, еще велись разговоры о чтениях с Элизабет на разных площадках, но ни одни не состоялись – и вот они выступают вместе, и я подумала, а как же я, почему меня просто вычеркнули, хотя я и понимала, что этот тандем не имеет ко мне никакого отношения. Но вот она, моя неискоренимая привычка искать причину только в себе, мой внутренний сонар, безостановочно сканирующий среду на отвержение и маргинализацию. ДЕЛО бип бип НЕ ВО МНЕ бип бип.


У Дотти потрясающе прямолинейная и до безумия страстная подача. И хотя как минимум одно стихотворение имеет антиироничный посыл, неуемная искренность этих текстов заставляет их балансировать на острие бритвы между юмором и пронзительным отражением нашей же собственной ранимой разъебанности. Мрачные и гениальные, эти стихи – пример хорошей литературы, которая не выдает нам готовые идеи, но побуждает мыслить иначе.


Элизабет читала отрывок из своего нового сборника для издательства BlazeVOX, «Девушка, разрубленная надвое» (Girl in Two Pieces) – книги стихов об убийстве Элизабет Шорт, известной как Черная георгина, в Голливуде в сороковых годах. Эта книга – выдающийся анализ личного и культурного влияния этой незаурядной женщины, тело которой разрубили пополам и изуродовали улыбкой, прорезанной от уха до уха. Дело так и не раскрыли, и Элизабет ловко рассматривает само понятие нераскрытости со стольких точек зрения, что оно превращается в экзистенциальное состояние.



Потом мы компанией из нескольких человек отправились в бар на Телеграф-Хилл. Мы заняли столик в углу и пытались перекричать оглушительный пьяный рев пятничного вечера. Я оказалась рядом с Сесилом Гискомбом, с которым – как и со многими, кто живет неподалеку, – я толком не общалась уже много лет, так что я старалась как могла, и, казалось, он тоже прилагал некоторые усилия. «Как тебе преподавание в Беркли?» – «Нормально». Типа такого. Но когда я вспомнила Бхану Капил, он так и засветился – не только лицом, а прямо всем телом. Он сказал, что недавно слетал в Боулдер, просто чтобы поболтать с Бхану. Вы удивитесь, как часто я слышу подобное, когда речь заходит о Бхану, взгляд моих собеседников затуманивается, точно у влюбленных. Как и Сесил, они говорят про нее: «Волшебная». Всякий раз, когда это происходит, я чувствую зависть, а потом угрызения совести за собственную мелочность, я ведь сама обожаю Бхану: она не только одна из моих любимых писательниц, но и замечательная заботливая подруга.


Когда мы с Кевином вернулись в Сан-Франциско и уже искали место для парковки недалеко от дома, то увидели в соседнем квартале компанию примерно из десяти человек: одетые в черные брюки и майки, они вращали факелы, белые хвосты пламени с обеих сторон жезлов содрогались в воздухе. Кроме нас с Кевином зрителей не было; эти люди просто любили крутить огонь и делали это для себя. Кевин приметил место, и только мы собрались припарковаться, подъехали две полицейские машины – понятия не имею, какому престарелому ограниченному ушлепку пришло в голову вызвать полицию из-за такого великолепия.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее