При этом его случай заставляет задаться вопросом о том, куда дхарма может привести. Пусть она совершенно точно не приведет вас туда, где очутился Фред, – в ту точку, где человек видит настолько мало сущности, что не понимает, кто есть кто, – какова вероятность, что дхарма может завести слишком далеко? Представьте, например, что вы все еще можете точно определить, что ваш супруг – это именно ваш супруг и не кто иной, но видите в нем гораздо меньше супружеской сущности, чем раньше. И чувства ваши к нему тоже изменились. Будет ли это значить, что ваша любовь уже не так глубока? Или другой пример: будут ли активно практикующие медитацию родители меньше любить своих отпрысков? Действительно, разве сама идея буддизма о том, что нужно избавиться от любых привязанностей, не вдохновляет в определенном смысле на то, чтобы испытывать куда меньше любви к детям?
Если вы спросите об этом у среднестатистического учителя медитации, то услышите что-нибудь о том, что медитация не ослабит и не сведет на нет вашу любовь к близким, но может изменить ее природу. Например, родительская любовь станет менее собственнической. И кто знает, может быть, после этого и родитель, и ребенок станут счастливее, чем если бы родительская любовь оставалась тревожной и стремящейся контролировать каждый шаг чада.
В практическом плане это честный ответ. Могу сказать, что улучшение отношений – с семьей, друзьями и просто знакомыми – куда более вероятный результат медитации, чем ухудшение.
Но представьте себе, что на вопрос о возможности ослабевания любви учитель медитации даст куда менее обнадеживающий ответ: «Да, если вы будете усиленно медитировать, существует возможность, что степень вашей любви к детям немного уменьшится». Будет ли такой вариант развития событий столь ужасным, как кажется на первый взгляд?
Представьте себе мир, в котором богатые родители были бы чуть менее сосредоточены на детях и уделяли бы им поменьше внимания. Сэкономив таким образом время, они тратили бы его на то, чтобы подумать о детях, у которых нет семьи, и о том, как они могли бы им помочь. Было бы это так уж плохо? Замечательно, что естественный отбор наделил нас способностью любить, сопереживать и бескорыстно помогать другим, но это не значит, что нам нужно слушаться его в том, как тратить эти драгоценные ресурсы.
Я хочу подчеркнуть, что это чисто гипотетическая ситуация – воображаемый компромисс между заботой о благополучии родных и чужих. Более стандартный и обнадеживающий ответ на вопрос о том, не ослабнет ли любовь, совершенно правдив: не волнуйтесь, ваши семейные отношения будут гармонично обогащаться по мере следования дхарме, даже если – а может, особенно если – вы будете идти по пути дхармы долго. Тем не менее я не хочу замалчивать важнейшую мысль о том, что с моральной точки зрения влияние ваших занятий медитацией на людей, которых вы уже любите, вовсе не обязательно будет единственной или даже основной проблемой.
Возникает второй нравственный вопрос: а вдруг медитация не перераспределит ваше сострадание, поделив его более справедливо между ближними и дальними, но вообще лишит вас этого чувства и сделает равнодушным к благополучию всего рода человеческого? В конце концов, если медитация может ослабить ненависть и обиду, не стоит ли опасаться, что она подействует таким же образом и на добрые чувства?
Такое возможно, хотя обычно и не происходит. Но «обычно не происходит» не значит «не бывает», и на этом стоит остановиться поподробнее. Дело в том, что, перестав видеть так много сущности за всем, что вас окружает, вы можете стать лучше, но вовсе не обязательно станете. Как и медитация в более широком смысле, эта практика может дать вам возможность не привязываться к происходящему и тем самым облегчить самоконтроль – но мир полон отвратительных людей, способных смотреть на ситуацию со стороны и контролировать себя. Более того, отстраненность и самоконтроль помогли некоторым из них стать еще хуже. Среди учителей медитации были великие мастера созерцания, сексуально эксплуатировавшие психологически уязвимых учеников – включая, например, практика с Манхэттена, прозванного прессой «дзен-хищник Верхнего Ист-Сайда»[94]
. Возможно, некоторые из них, «осознанно» созерцая в себе зарождающееся чувство вины, ослабили внутреннее сопротивление собственному недостойному поведению.Такой двусторонний характер медитационного мастерства подчеркивает, как важно, чтобы буддистские практики дополнялись нравственным воспитанием. Безусловно, я не первый, кто это понял. Когда Будда описал путь к освобождению – Восьмеричный путь, о котором рассказывается в последней из Четырех благородных истин, – большое место в нем занимали нравственные заповеди. Учитель вовсе не утверждал, что достаточно медитировать изо всех сил, чтобы обрести просветление по всем параметрам.