Куда меньше, чем количественная оценка предвзятости, известна другая сторона исследования: авторы задались вопросом, правильно ли вообще называть это явление предвзятостью. Обычно мы называем предвзятым такое отношение, которое искажает ясную и объективную картину предмета или явления. То есть предполагается, что существует некая объективная, неискаженная картина. Однако Хэсторф и Кэнтрил пишут: «Неточно и неверно говорить, что разные люди по-разному относятся к одной и той же „вещи“. …Полученные нами данные показывают: неправда, что „вещь“, например футбольный матч, существует сама по себе, а люди являются лишь наблюдателями. Матч существует лишь для человека и лишь настолько, насколько конкретные события важны для его личных целей. Из всего происходящего в окружающем мире человек выбирает то, что имеет значение для него с точки зрения его эгоцентрической позиции во всеобщей матрице»[89]
.Хэсторф и Кэнтрил, конечно, не говорили о фильме «Матрица». Но, как и герои фильма, они сомневались, реальна ли окружающая «реальность» – насколько имеет смысл говорить о «вещах», существующих в ней независимо от разума людей, эти вещи воспринимающих. Они писали, что «одно и то же „явление“, будь то футбольный матч, кандидат в президенты, коммунизм или шпинат, воспринимается разными людьми совершенно по-разному»[90]
.Все это напомнило мне о нашем разговоре с Ледой Космидес – помните, я рассказывал о ней в седьмой главе, это психолог, которая сильно повлияла на развитие модульной теории психики. Кстати, она больше не использует термин «модульная теория». По мнению Космидес, за словом «модуль» закрепилось ошибочное понимание, отчасти связанное с заблуждениями, которые я пытался развеять в седьмой главе и которые по-прежнему сбивают с толку большинство людей. Сейчас Космидес пользуется более точным, пусть и менее элегантным, обозначением «предметно ориентированные психологические механизмы».
Мы с Ледой обсуждали взаимосвязь между модулями и различными видами предвзятого отношения, влияющего на восприятие людьми окружающего мира. В начале беседы я говорил о том, как модуль, доминирующий над нашим сознанием в конкретный отрезок времени, может окрашивать наш взгляд на мир. Но Леда выразила сомнение, имеет ли смысл говорить о процессе «окрашивания» в принципе – как будто вообще может существовать некий ничем «не окрашенный» взгляд. «Всегда существует психологический механизм, влияющий на происходящее, – сказала она. – Он и формирует наш мир, наше восприятие мира. Поэтому я не стала бы говорить, что предметно ориентированные механизмы окрашивают наше восприятие – я бы сказала, они его создают. Не может быть восприятия мира без разделения его на несколько концептов».
Звучит очень по-буддистски: все на свете, от шпината до футбольных матчей, есть пустота; явления (формы) начинают существовать в нашем сознании только после того, как мы создаем в поле своего восприятия некую комбинацию разных элементов и наделяем ее коллективным значением. Хэсторф и Кэнтрил писали: «Ни одно происшествие на футбольном поле или в любой другой социальной ситуации не становится экспериментальным событием без того и до того, как ему придается определенное значение»[91]
. И это значение, отметили они, берется из условной базы значений, которая располагается в неком «центре представлений человека о мире».До того как предметам и явлениям предписываются значения, мир, судя по всем у, в определенном смысле остается бесформенным. Но, как только они предписаны, появляется форма, возникает сущность.
А внутри сущности, в свою очередь, есть другие сущности. Сущность футбольного матча, сущность футбольной команды, сущность игрока. Информация об одной сущности может влиять на другую. Сущность конкретного футбольного матча будет зависеть от сущности каждой из команд – например, от того, какую команду мы любим, насколько сильно и в каком смысле. В свою очередь, сущности команд повлияют на восприятие сущности игроков.
А может, все работает наоборот, и сущность, которую мы видим в конкретном игроке, определяет наше отношение к его команде, что в свою очередь повлияет на то, как запечатлится в нашей памяти конкретный матч. Без сомнения, где-то в Штатах в 1951 году какой-нибудь паренек, сроду не слышавший о Принстоне, прочел о Дике Казмайере в журнале «Тайм» и стал фанатом его команды, после чего любые новости о ней он уже воспринимал так, что принстонцы – молодцы.