С точки зрения естественного отбора, нет никакой причины для того, чтобы люди придавали много значения подобной возможности – возможности, что доброта или порядочность в большей степени ситуационные, а не личностные параметры. В конце концов, сущностная модель – вера в то, что каждый человек по своей сути скорее хороший или скорее плохой, – довольно сносно работает. Если кто-то всегда любезен с вами, имеет смысл вступить во взаимнолюбезные отношения, то есть подружиться. И вера в то, что конкретный человек в целом хороший, подтолкнет вас к том у, чтобы завести с ним дружбу.
Более того, та же самая вера позволяет вам рассказывать окружающим, что конкретно вон тот человек хороший. Это очень удобно, поскольку хорошо отзываться о друге – это часть взаимного альтруизма, из которого дружба и состоит. Нам это совсем не трудно, ведь мы видим в друзьях хорошее. Вдобавок это помогает избавиться от ощущения, что, пока вас нет рядом, друзья подло обманывают старушек.
В то же время, если кто-то постоянно поступает по отношению к вам подло, видение в нем плохой сущности приводит к оптимально-эгоистичному поведению с вашей стороны. Вы не только не станете делать этому человеку любезностей, которые, скорее всего, так и останутся не взаимными, но еще и будете уверенно рассказывать другим, что он плохой. В том, чтобы считать своих врагов плохими людьми, тоже есть смысл – чем больше вы сможете понизить их статус, тем меньше они смогут причинить вам боли.
На самом деле в современном мире подобная стратегия уже не будет столь эффективной. Но в замкнутом обществе охотников и собирателей, где развивался человеческий вид, люди, о которых постоянно отзывались плохо, могли действительно лишиться своего социального статуса. А для других это послужило бы предупреждением, что не стоит переходить вам дорогу.
Суммируя все вышесказанное, можно сделать вывод, что существует лишь одна ситуационная переменная, которая всегда будет влиять на то, как мы оцениваем других людей: каждый раз, когда мы видим, как они что-то делают, они делают это в нашем присутствии, и мы не знаем, будут ли они вести себя по-другому с другими людьми. Но в том, чтобы игнорировать эту переменную и связывать поведение людей с их личностью, есть определенный эгоистичный смысл. Так мы сможем видеть в людях ту сущность – плохую или хорошую, – которая нам в них выгодна. Как удобно: наши друзья и союзники будут по своей сути хорошими, а враги и соперники – плохими.
Механизм сохранения сущности
А что, если реальность вмешается в эту удобную иллюзию? Что, если враг у нас на глазах сделает что-то хорошее? Или, наоборот, друг сделает что-то плохое? Разве подобные ситуации не угрожают разрушить ту сущность, которую мы привыкли видеть в друзьях и врагах?
Да, угрожают. Вот только наш мозг отлично справляется с подобными угрозами! Более того, там, похоже, есть механизм, специально предназначенный для борьбы с ними. Можно назвать его механизмом сохранения сущности.
Оказалось, что фундаментальная ошибка атрибуции (склонность переоценивать роль личности и недооценивать роль обстоятельств) работает вовсе не так просто, как поначалу думали психологи. Иногда мы умаляем роль личности и преувеличиваем влияние обстоятельств.
Обычно это происходит, когда складывается одна из двух возможных ситуаций.
Если наш враг или соперник делает что-то хорошее. В таких случаях мы склонны приписывать это влиянию обстоятельств – например, он подал денег нищему только для того, чтобы впечатлить стоявшую рядом женщину.
Если наш близкий друг или союзник делает что-то плохое. Тогда мы оправдываем его поведение обстоятельствами – если он накричал на нищего, то исключительно из-за того, что перенервничал на работе.