В дальнюю стену этого продолговатого помещения была встроена камера шоковой заморозки на жидком азоте, достаточно большая, чтобы вместить лошадь.
Замораживать лошадей Борис не собирался… но мало ли что может понадобиться ученому?
Камеру Борис взял подержанную, но все равно она ему влетела в копеечку.
Мигавший огонек над камерой свидетельствовал о ее готовности к работе.
Борясь со слабыми попытками Ройзельмана развернуться, выбежать прочь из вивария, Борис поставил оба контейнера на пол:
– Фишер был хорошим инструментом, – сказал Борис, криво улыбаясь. – Я тоже. Может ли глина сказать горшечнику: «Ты не так меня слепил»? Но, наверное, ты опять где-то ошибся. Твой инструмент сломался.
Он открыл дверь камеры, чувствуя страшный жар – сибирская язва атаковала его организм, а клетки Ройзельмана с не меньшей яростью атаковали ее.
Ройзельман пытался вылечить его как можно быстрее. А сам Борис действовал в строго противоположном направлении.
– Не вздумай, – тихо просипел Ройзельман. – Борис, ну, ты же не идиот? Почему?
– Потому, что я был таким, как ты, – ответил Борис, – и не был счастлив. Как и ты. Ты когда-нибудь был счастлив? Думаю, нет. А знаешь, почему?
Борис вошел в камеру и попытался закрыть дверь. Он знал, что камера сработает автоматически, стоит только двери закрыться. Но проклятая створка не поддавалась, вернее, не так – рука Бориса раздвоилась в своих усилиях, пытаясь и закрыть, и открыть дверь одновременно.
– Так вот, – продолжил Борис, до крови закусив губу. – Ты не был счастлив потому, что в тебе нет никаких «атавизмов». Чести, совести, сострадания, преданности, любви. Ты как этот холодильник – пустой, холодный и убивающий все, что…
И в этот момент Ройзельман потерял контроль над его телом. Створка тут же захлопнулась, и фразу Борис не закончил.
Камера заполнилась жидким азотом, и через несколько секунд Борис стал льдом.
21 июня 2026 года
, г. Чикаго, ИллинойсКак, все-таки, легко управлять толпой!
Его Преосвященство выключил аппаратуру, транслирующую заранее подготовленную речь Ройзельмана на небесную твердь, а потом вызвал своего адъютанта:
– Кен, вертолет готов?
– Да, ваше Преосвященство, – ответил адъютант. – Мы очистили площадь, чтобы Вы сразу могли взлететь.
– Тогда готовьтесь, – приказал Хосе. – Я выхожу.
Ему незачем было рисковать. Он мог отсидеться в храме, ожидая победы его нового бога над еретиками, а потом встречать возвращающиеся с триумфом войска. Но он хотел видеть победу, хотел быть к ней причастным. И Ройзельман согласился с его желаниями.
На выходе из храма он встретил святую Корделию. Та учила Мэгги давать лапу.
Мэгги команду выучила, но капризничала.
– Благослови тебя Ройзельман, – сказал Хосе, возложив руку на белокурую головку девочки. Кажется, третьего дня она была рыжей – или ему, действительно, это привиделось? – А где святая Клодия?
– Сидит у себя, – ответила Корделия. – Волнуется. Она с утра сама не своя.
Интересно, почему? Хосе не понимал, зачем Ройзельман держит рядом с собой святую Клодию. Напряжение между ними чувствовалось почти на физическом уровне.
– …наверное, из-за знамений, – продолжила Корделия. – Моя сестра видит знамения, и они не всегда благоприятны. Но Вы не волнуйтесь – скоро мы снова все увидимся.
– Спасибо, – сказал Хосе, уходя. – Храни тебя Го… Ройзельман!
«Все-таки, нельзя вот так вот взять, и в один момент изменить веру, забыть Того, Кому ты служил четверть века», – думал Хосе, сидя в не очень удобном кресле во чреве транспортного вертолета, новенького конвертоплана Сикорского CH-166 «Сил». Но Хосе всегда был реалистом. Его бог – тот, кто имеет власть и делится ею. Сейчас его бог – Ройзельман…
…А если что-то пойдет не так – кто мешает ему вновь поменять веру?
– О чем ты, все-таки, думаешь? – от голоса Ройзельмана Хосе вздрогнул. Вертолет уже нагнал колонну войск, и пилот отключил реактивную тягу, замедляя машину, так что они, скорее, парили со скоростью не больше ста миль в час. – Ты не веришь в мою победу?
Хосе оцепенел от ужаса. Что сейчас будет! А если Ройзельман захочет с ним расправиться…?
– Кругом одни скептики, – фыркнул Ройзельман. – Я люблю скепсис, но не в отношении себя. Да не дрожи ты, кролик Хосе! В окно лучше посмотри.
Хосе боялся высоты; когда ему надо было куда-то лететь, он всегда брал место подальше от иллюминатора. Но ослушаться Ройзельмана было нельзя. Нельзя быть непослушным тому, кого называешь богом….
Внизу и впереди виднелся какой-то городок (если бы Хосе изучал карты Гугла, он легко бы узнал Шампейн). Город казался светло-серым пятном на зелено-буром фоне полей. И на этот город, как саранча, надвигалась техника первой армии: танки, бронемашины, самоходная артиллерия, системы ПВО – развернутые и, кажется, даже ведущие по кому-то огонь. Справа и слева от «Сила» Хосе шли боевые вертолеты генерала Бриггса.
– Ну, что? – сказал Ройзельман, – как ты думаешь, кто может остановить такую силу? Нет на земле ничего подобного ей, она – воплощенное бесстрашие! Нет никого столь отважного, чтобы остановить наш натиск!