– С Ройзельманом его армия действует, как единый организм, – пояснил Гарри. – В этом ее сила, но в этом и ее слабость. Если выбить Ройзельмана из колеи, у армии расстроится управление, и она из грозной волчьей стаи превратится в отару овец на бойне, на этом и строится наш с Алеком расчет.
– Хорошо, – согласился Тед. – Но, если Ройзельман понимает, где его ахиллесова пята, зачем он ее сует прямо в муравейник?
– Чтобы выманить меня, – объяснил Фишер. – Он повышает ставки, как в покере. Без меня вы тоже ничего с ним сделать не сможете. В мире есть только два человека, знающих, как работать с Янусом – Борис и я. Если он уничтожит меня – у вас тоже нет никаких шансов.
– Тогда почему бы мне не пойти самому? – спросил Тед. – Зачем подвергать тебя риску?
– Ты так обо мне беспокоишься, папочка, – криво улыбнулся Гарри. – Потому, что на тебя он не клюнет. И да, Тед, я рассчитываю на твою ЦРУ-шную подготовку. Ты должен достать Бориса.
– Завалить ботана-микробиолога? – фыркнул Тед. – Да это проще, чем у ребенка отнять конфетку.
– Упс, – сказал Гарри, – вот только вместо ботана ты встретишь совершенную машину убийства. Ройзельман уже неделю модифицирует парня изнутри, и каких прибамбасов он в Бориса понапихивал, одному Богу известно…
Над шоссе пронесся вертолет – низко-низко, и как-то странно неуверенно.
Фрэнк вздрогнул, машина вильнула.
– На ловца и зверь бежит, – обрадовался Гарри. – Ну что ж, карты мы сдали, ставки сделали, поедем вскрываться. Фрэнк, нам еще далеко?
– Сейчас свернем, пять минут – и мы на месте, – ответил Фрэнк.
Было видно, что он совсем не рад подобной перспективе.
21 июня 2026 года, г. Стенфорд, Вирджиния, дом Бориса
Многие люди живут, не думая. Борис в этом почти не сомневался. Он так часто сталкивался с человеческой глупостью и недалекостью, что был практически уверен в этом.
И только сейчас он понял, как трудно это – не думать.
Думать было нельзя. Когда твой враг, твой тюремщик сидит в тебе, когда он может контролировать твои движения – думать нельзя. Особенно нельзя думать о том, что ты собираешься сделать.
Он взял с полки в кладовой пару контейнеров для перевозки специальных реагентов – родом эти контейнеры были из фишеровской лаборатории и полностью исключали любую утечку биоматериала.
Система обеспечения дома, рассчитанная на четверть века автономной эксплуатации, не подвела. Работало все – охранные системы, холодильники, изоляция «красной зоны»…
…и виварий. О виварии думать было можно. Живых животных в нем не было, но Борису они и не были нужны. Ему нужно было кое-что из оборудования.
Об оборудовании думать было нельзя.
Интересно, считал ли Ройзельман в его памяти план дома? И, если да, насколько внимательно изучил?
Расчет Бориса строился на том, что Ройзельман не обратил внимания на некоторые мелкие детали.
«Ройзельман не всесведущий», – говорила Клодия.
Клодия… единственная женщина, единственный человек, вызвавший у Бориса интерес. Нет, не просто интерес… от мысли о Клодии становилось светлее. Очень жаль.
Стоп. Нельзя.
– Что «стоп»? – спросил Ройзельман.
– Подслушивать некрасиво, – ответил Борис.
– Я не подслушиваю, – сказал Ройзельман. – Я контролирую. Люди, люди… вы состоите из атавизмов.
– И что во мне атавизм? – спросил Борис. – Кроме аппендикса?
– То, что ты называешь моралью, – ответил Ройзельман. – Честь, совесть…
– Любовь? – подсказал Борис, входя в «красную» зону. Переодеваться он не стал, как был, так и вошел. Мертвому инфекции не страшны. – Верность?
Ройзельман не ответил.
Борис подошел к холодильнику, открыл его, поставил оба контейнера на столик рядом и осмотрел содержимое камеры.
Ройзельман смотрел его глазами.
– Я весь такой моральный, – сказал Борис. – Например, сейчас я собираюсь передать тебе все мои запасы Януса. Наверное, это очень морально.
Ройзельман молчал.
Борис стал выбирать пробирки:
– Эта, вот эти, ага, еще вот эти три. А это у нас что?
Действовать надо было быстро, так быстро, чтобы Ройзельман не успел отреагировать.
Борис резко вскрыл «пробирку» – на самом деле, конечно, герметичный мини-контейнер, и залпом выпил мутную жидкость, которую она содержала.
И скорчился от боли:
– Ты что это удумал?! – зло прошипел Ройзельман. – Какого черта…? Убить себя захотел? Или ты забыл, что один раз ты уже умер? Пока я не захочу, ты не умрешь!
– Ну, я не такой беспамятный, – ответил Борис, приходя в себя после нервного шока, устроенного ему разгневанным Ройзельманом. – Да не боись, ничего там страшного не было. Обычная сибирская язва. Ты с ней за пять минут справишься.
– Справлюсь, – подтвердил Ройзельман. Его голос слабел: – а потом и с тобой разберусь, гадёныш. Что это за фокусы? А если сейчас Фишер нагрянет?
– Сибиркой от меня заразится, – сказал Борис, закрывая контейнеры. – Тебе же лучше.
Он взял оба контейнера, захлопнул морозильную камеру и направился к выходу из красной зоны.
– Ты это куда? – с подозрением спросил Ройзельман.
– Зверушек своих проведаю, – ответил Борис, заходя в виварий.