- Кто свояки? - уточнил Иоганн. - Аччайуоли или Пацци?
- И те, и другие. Одни по отцовской линии, другие по материнской.
- В смысле, по отцу и матери молодого Альбицци, который недавно женился, - охотно подсказал Джованни.
- Не перебивай меня. Так вот. Тем более, что с этой свадьбой мы могли бы раньше догадаться, потому что Нерони заявился в Кареджи и передавал нам благодарность от Альбицци - за подарок: мы им передали, но приехать сами не смогли.
- А... Кареджи - это кто?
- Кареджи - это деревня, в которой находится наша вилла. Так вот. Якопо из семейства Пацци пару месяцев назад уехал из Флоренции...
- Тут целая история была!
- Джованни, не перебивай меня, а то я что-нибудь забуду.
- Вот я и подсказываю.
- Не надо подсказывать. Так вот. Говорят, он уехал, чтоб избежать позора - у нас тогда вышла ссора как раз - но самом-то деле поехал в Венецию, чтоб заключить союз с дожем. Чтобы тот дал свою армию - о чём вам рассказывал наш отец.
Иоганн рассеянно кивнул.
- И в это же время купцы...
- Пацци?
- Нет. Питти. Пацци - банкиры. Так вот, купцы скупают векселя...
- У вас?
- Нет, у наших кредиторов. Чтобы мы были им должны, понимаете?
- Так говорят, и вкладчиков перекупают. У нас в гильдии говорят.
- Джованни!
- Ну, у должников...
- Должники - это заёмщики. А те, кто discrezione - тоже вкладчики, там отметка - две "D". Не удивляюсь, что у тебя всё рухнуло.
- Что рухнуло? - заморгал Иоганн.
- О, это долгая история.
- Да, долгая, - согласился Козимо. - Не спорьте, а то сами запутаетесь. Короче, всё они перекупают. И все. Купцы и банкиры. А хуже всего, что они в родстве с Барди - это семья моей жены, ну, которая сейчас... гналась за Бенвенуто...
- Каким Бенвенуто?
- Ну, парень забился под стол.
- А он из какой семьи?
- Строцци. Они здесь ни при чём.
- Да как же ни при чём? - возмутился Джованни. - Они родня Пацци - через кузенов. И Барди - через Пацци. И Содерини - вторым браком.
- Так я не понял, на чьей стороне Барди? - спросил герцог.
- Да ни на чьей, они под раздачу попали. Но мы за них - если что...
- Ох... - Иоганн опустился в кресло и достал из омоньера флакончик с нюхательной солью.
- Да, хилый нам мальчик попался, - Козимо обнял сыновей за плечи. - Пьетро, пиши-ка в Милан. И в Неаполь. На всякий случай.
VII. Так проходит мирская слава
Последние дни осени тянулись монотонной чередой. После отъезда герцога Саарландского ни одного сколь-либо занимательного события не смогла припомнить семья Медичи. Разве что пару раз сказали под руку Джиневре, и оба раза она резалась, пока хозяйствовала на кухне, да Козимо начал намекать супруге, не собралась ли она подавать на развод, чтоб выйти за молоденького. Контессина краснела и с головой уходила в кухонные заботы. Мария, Бьянка и Лукреция зареклись готовить что-либо по греческим свиткам и проводили время на верхнем ярусе галереи, смотревшей во внутренний двор. Пока небесные потоки колотили по последним несчастным листочкам, цеплявшимся за жизнь на апельсиновых ветвях, и капли блестели на остриях шипов, мерцая искажённым отражением, как разноцветное стекло из Мурано, как приятно было окунуться в другой мир, где Рим был великим, ослы говорящими, а у каждой почтенной матроны в ларце с притираниями прятались зелья.
Сёстры читали вслух по очереди - Роман об Осле, как окрестила его младшая, и опус Апулея сёстрам однозначно нравился. Они разговаривали цитатами, сравнивали всех вокруг с героями романа и в каждой животинке видели заколдованного человека.
- Кто знает, может быть, ослик нашего Энцо тоже в глубине души какой-нибудь знатный кавалер? - мечтательно произнесла Мария, облокотившись на перила. Внизу слуга снимал поклажу с маленького ишака - они только что вернулись с Барджелло.
- Ну иди поцелуй его и посмотри, - посоветовала Бьянка, поправляя концы платка на груди под лифом.
- Я бы его украла и отправилась путешествовать, - обнялась с книгой Лукреция. - Днём я бы ехала на нём, а ночью он бы превращался в человека...
- И ездил бы на тебе, - разразилась смехом Мария.
Лукреция не обиделась, и они смеялись вместе.
Обижалась только Бьянка. Она искала в книгах духовную пищу, а сёстры всё опошляли.
"Счастливые, - думала мать, - у них всё ещё впереди".
Лукреция-старшая прогуливалась по нижнему ярусу галереи, наблюдая безрадостный пацио, ощущая себя как в колодце и вспоминая крутящего жернов ослика. Ослик, правда без жернова, но в компании своего хозяина Энцо, часто попадался ей на глаза и приветливо шевелил ушами, пока Энцо снимал шапку и кланялся.
Иногда в той же галерее встречала она свёкра, дремлющего с книгой Платона на коленях, или мужа с деверем, весело о ком-то сплетничавших, или прислушивалась к щебетанью дочерей на верхнем этаже, или сторонилась, чтобы не быть сбитой с ног сыновьями.
Но однажды судьба уготовала ей новую встречу. За первой же колонной Лукреция застала Леонеллу, сосредоточенно ковырявшую побелку на опоре. Застигнутая врасплох, жена художника вздрогнула, и кусочек штукатурки откололся сам собой.
- Колонну подтачиваешь? - шутливо обратилась к ней синьора.