Сегодня Алекс откликался на предложенные действия иначе, в корне меняя поведение, имевшее место там, в комнате школьного общежития.
Отвечал так, словно Кэрмит был не только причиной его временного помешательства, толкнувшего на измену любимой девушке, а кем-то по-настоящему дорогим. Возможно, даже любимым. Во что хотелось верить, но выходило с большим трудом.
Целовал сдержаннее, нежнее, без нападения и показной агрессии. Запустив ладонь ему в волосы, Алекс пропускал пряди сквозь пальцы, размеренными прикосновениями поглаживал шею, отодвигая ткань капюшона толстовки. Минимум страсти, максимум нежности.
Поцелуй – извинение, попытка попросить прощения за неизвестные проступки.
Поцелуй не любовников, но влюблённых. Возлюбленных. Вполне взаимно.
Никаких прикушенных кровоточащих губ, никакой борьбы. Только мягкие прикосновения и удивительная чуткость.
– Заслужил? – поинтересовался Кэрмит, отстраняясь и проводя пальцем по нижней губе Алекса, поглаживая, не пытаясь при этом засунуть в рот хотя бы одну фалангу.
– Пока не знаю.
– В дальнейшем буду стараться лучше. Привет.
– Привет. Какими судьбами ты здесь оказался?
– Стараниями нашей общей знакомой. Каюсь, она меня обманула, но я рад, что не уехал сразу же, осознав, что это не более чем часть коварного плана.
– Герды?
– Да. Она попросила встретить её здесь, но, кажется, это невозможно. Я не увижу её, даже если прожду под воротами до утра.
– Мы были на концерте. Кажется, сначала она планировала позвать тебя, но ты не смог составить компанию.
– Да, она говорила. У меня сегодня был семейный вечер в театре. Шекспир, вечная классика, очередная интерпретация. Несмотря на избитость темы и затасканность первоисточника, мне понравилось. Надеюсь, вы тоже хорошо провели время.
– Неплохо, – произнёс Алекс. – Герда не упоминала, почему я хочу с тобой увидеться?
– А ты хотел?
– Да.
– Мог сам позвонить, в таком случае.
– Я собирался это сделать. Немного позже. Герда фактически прижала мне нож к горлу, поставив определённые условия.
– Почему?
– Потому что мне нужно сказать тебе кое-что важное, но я никак не могу собраться с мыслями. На фоне этого чувствую себя подонком и совершенно не представляю, к каким результатам приведёт моё признание.
– Герда знает страшные тайны? – спросил Кэрмит.
– Да. На днях у нас состоялся серьёзный разговор…
– Ты обсуждал нечто, касающееся меня, с Гердой, о чём ставишь в известность постфактум. Хорошее начало.
– Проще обговорить это с посторонним человеком, а не непосредственным участником, – признался Алекс. – На её жизнь мои признания не повлияют, к тебе они имеют самое прямое отношение, и я не уверен, что результат предания секрета огласке будет радостным. Это прозвучит театрально и наигранно, но я не хочу тебя потерять. Я боюсь, что как только ты услышишь правду о моём появлении в «Орхидее», именно это и случится. Со стороны может показаться, что нам глупо говорить о потерях, ведь отношений, как таковых, пока не было, но…
– Чтобы создать театральный антураж, тебе нужно встать на колени, схватить меня за руки, начать целовать их, биться головой об пол и повторять нечто вроде: «Кэрмит, я такой дурак. Прости меня». Пока ты этого не делаешь, всё в рамках. Но мы настолько стереотипная парочка, что нам и эта клоунада в отношениях была бы простительна.
– Стереотипная пара? – повторил Алекс, нахмурившись.
Не понимал, к чему ведёт Кэрмит. Зато Трэйтону всё было ясно и понятно.
Он усмехнулся, вспоминая разговор, состоявшийся чуть более полугода назад. А вместе с тем – множество дополнительных деталей, позволяющих рассмотреть ситуацию с разных ракурсов.
Желчные чужие замечания, выплеснутый в лицо алкоголь, складки алого платья, на которое он смотрел с недоумением, и злые слёзы, застывшие в уголках глаз.
Песни Ланы дель Рей в чужом плеере – тягучий хрипловатый голос. Несколько занятий, когда ему доводилось позировать, ощущая на себе пристальный взгляд, пространные слова о примитивности некоторых людей, общение с которыми с лёгкостью приравнивается к напрасной трате времени, а то и вовсе – к пытке. Они недалёкие и раздражающие. Никакого интеллекта, одно лишь желание вызвать зависть у окружающих. Такие особи не равны людям, впитавшим понятие об аристократизме и восхитительных манерах с молоком матери.
Не менее презрительные высказывания о тех, кто мелькает на страницах модных журналов и каталогов, создаваемых для продвижения того или иного бренда.
Все модели – тупые вешалки.
Да-да, и ты в их числе.