– Пока не знаю. Проект находится в стадии активной разработки, но не утверждён до конца. Поправки вносятся и приветствуются. Иногда мне хочется всё бросить. Случается, я начинаю сомневаться в способности вытянуть пьесу без посторонней помощи, но потом вспоминаю самодовольную улыбку Гарри и понимаю: должен относительно изящно отомстить им обоим. Я не уверен, что после всего случившегося некоторые личности меня не возненавидят, но когда начинаю размышлять о правильности задумок, колебаниям места не остаётся. А разве не это главное в жизни человека? Видеть цель, не замечать препятствий и всё такое прочее?
– Зависит от того, какую цель ты перед собой ставишь.
– У меня она исключительно благородная, – заверил Розарио, запуская ладонь в волосы.
Он собирался сказать что-то ещё, но не успел.
Дверь открылась, пропуская внутрь помещения учительницу истории. Процесс обсуждения грандиозных планов пришлось отложить до следующего перерыва.
Редкий учитель готов терпеть учеников, болтающих во время занятия не по теме. Миссис Харт к числу таких учителей точно не относилась.
Ассоциации всегда играли в его жизни немалую роль.
По мнению Кэндиса, именно они формировали представление о людях, не позволяя забывать тех или иных знакомых.
Стандартная практика. Стоит только назвать имя, и перед глазами сразу встаёт ситуация, способствовавшая зарождению отношений.
Свои собственные ассоциации он мог перечислять до бесконечности. Нет, конечно, не только в них было дело. Далеко не каждого человека, с которым приходилось общаться, он мог обозначить в собственных мыслях набором тех или иных качеств, черт, привычек и предпочтений, но в такой постановке вопроса, определённо, что-то было.
Когда речь заходила о Реджине, сами собой напрашивались мысли о невыносимо сладких духах, липких настолько, что их прикосновение ощущается на коже, настолько стойких, что несколько часов проветривания помещения не уничтожат аромат полностью. К тяжёлому запаху пряностей и сладких цветов неизменно были добавлены нота алкоголя и сигаретного дыма. Вспоминался ярко-красный цвет помады и нижнего белья, которое Кэндис частенько видел разбросанным по дому, что в детстве, что в подростковом возрасте.
Имя отца соотносилось, в первую очередь, с игрой в гольф, считавшейся любимым развлечением Альфреда, запахом дорогих сигар, янтарным цветом виски – строго на два пальца плюс пять кубиков льда, – старинным перстнем на среднем пальце и запретами заходить в спальню без разрешения.
Будучи ребёнком, Кэндис несколько раз ослушался приказа и стал свидетелем того, что для его глаз не предназначалось вовсе.
Отец и служанка. Отец и мамина подруга. Отец и какая-то неизвестная женщина.
Когда это случилось впервые, он даже толком не понял, что происходит. Осознал лишь, что отец безумно рассержен.
– Уведите его и впредь не оставляйте без присмотра! – прозвучало так, словно Альфред жаждал собственноручно придушить сына и его сопровождающую, не уследившую за подопечным.
Однако сдерживал порывы.
Гувернантка, извиняясь, схватила Кэндиса за руку и потащила прочь от дверей родительской спальни, где на кровати сидела, прикрывая обнажённую грудь ладонями, обычно молчаливая девушка, которую Кэндису прежде доводилось видеть в сине-белой униформе горничной. В тот день на ней не было формы, да и назвать её молчаливой тоже не получалось.
– Ах, Кэндис! Ну почему ты сбежал? – сетовала гувернантка, заламывая руки – вполне театрально – и теребя нервно кончик пряди, выпущенной из причёски. – Теперь мне достанется за то, что я не смогла за тобой уследить.
Он не ответил, лишь запустил руку в карман брюк и сжал ладонь в кулак.
Ломались под пальцами, превращаясь в пыль, тонкие и хрупкие крылья стрекозы, найденной рядом с бассейном. Кэндис принёс её отцу, вспомнив занятие, проходившее накануне и атлас насекомых, лежавших на столе в гостиной. Отчаянно хотелось похвастать своими познаниями, продемонстрировать находку, перечислив все те факты, что отложились в памяти. Благие намерения отклика не получили.
Отец не заставил себя ждать. Набросил халат и пришёл в гостиную, желая расставить все точки над «i». Кричал он так, что поднималась крыша.
Гувернантка лила слёзы, слушая немалое количество нелестных отзывов о своих умственных способностях. Кэндису досталось не меньше. Если в наказании прислуги обошлось без рукоприкладства, то на собственном ребёнке Альфред отыгрался, позволив агрессии одержать победу и вырваться наружу. Стоило показать отцу раскрытую ладонь с останками стрекозы, и оглушительная пощёчина не заставила себя ждать.
– Никогда не отвлекай меня по пустякам, – прозвучало в тишине комнаты.
Двери захлопнулись.
Кэндис остался наедине со своей няней. Сломанные полупрозрачные крылья, выпав из ладони, осели на пол. Даже будучи мёртвой, когда Кэндис подобрал её, стрекоза оставалась прекрасной.
Теперь от красоты ничего не осталось.
Как и от его радостного предвкушения.