Потом были длительные метания между двумя вариантами действий.
Вообще-то намечался и третий, но, хорошенько подумав, Гаррет пришёл к выводу, что эта тактика поведения заранее обречена на провал. Кэндис не из той породы людей, что боятся быть раскрытыми и готовы принять любые условия, лишь бы избежать огласки своих секретов. Пытаться шантажировать его, требуя чего-то взамен, мог только полный придурок, а себя Гаррет к таким не относил.
Он надеялся, что обладает хотя бы каплей рационализма, а, значит, грандиозных ошибок не наделает.
Таким образом, после проведения анализа, перед ним осталось только два пути. Один благородный, а второй – не очень. То есть, вообще не благородный, но именно он периодически лидировал, заглушая голос подсознания, советовавшего не вмешиваться в эту ситуацию и, по возможности, обходить её участников десятой дорогой.
Всё время, остававшееся до начала недельных каникул, Гаррет метался между желанием поставить отца и мачеху Кэндиса в известность и стремлением сохранить всё в тайне.
В итоге, сделал ставку на первый вариант.
Сейчас он и сам не мог бы со стопроцентной уверенностью сказать, почему так сделал, но тогда всё получилось стремительно, без лишних угрызений совести и попыток самокопания с последующим самобичеванием. Совершить очередное предательство оказалось столь же просто, как сделать глубокий вдох и шумно выдохнуть после, когда система уведомила об отправлении письма.
Простой и понятный порыв, а потом облегчение от осознания, что Кэндис на территории школы больше не появится. Дорогу сюда ему закроют и уж точно не оставят всё так, как есть.
Когда-то Гаррет услышал, что Альфред Брайт повышенной терпимостью не отличается, на том и решил сыграть.
На время поставленной цели добился и немного такому развитию событий порадовался.
Официальное объявление об отъезде в газете, пустующее место рядом с Роузом. Трейси, обитающий в комнате в гордом одиночестве.
Всё это кричало о том, что Кэндис исчез.
Больше не звучала в кабинетах академии его речь, не было феерических препирательств с миссис Даглер, ироничных замечаний по поводу тех или иных происшествий. В столовой Роуз тоже сидел в одиночестве, перемешивал напитки в стаканчиках трубочкой и, совершив этот нехитрый ритуал, утыкался носом в тетрадь или книгу. Иногда в обычную, иногда в электронную.
Одиночество Астерфильда, спровоцированное исчезновением Кэндиса, могло стать отличным – великолепным! – условием для возобновления общения, и Гаррет жаждал этим воспользоваться.
Размышления дались ему намного легче, нежели реальные действия, но в конце первой недели без Кэндиса он всё-таки решился подойти к столику, за которым скучал Розарио. Вообще-то тот читал и выглядел невероятно сосредоточенным, но Гаррету приятнее было думать, что Роуз жаждет общения хоть с кем-нибудь, находясь на грани отчаяния из-за отсутствия приятеля.
Заметив Гаррета, маячившего на горизонте, Роуз снял очки, предназначенные для чтения, положил их на стол и одарил молчаливого собеседника вопросительным взглядом.
– Что-то хотел? – поинтересовался, не дождавшись объявления причин, заставивших подойти так близко.
– Здесь не занято?
– Нет. С чего бы? В школе не так много людей, желающих со мной общаться, – произнёс Розарио, прикладывая палец к губам и время от времени постукивая по ним подушечкой. – Находись мы в учебном корпусе, а не в мужском общежитии, компанию мне составила бы Сибилла, а здесь… Был только один человек, понимающий, что слухи о моём сумасшествии – всего лишь плод чужой фантазии, а не реальный диагноз. Увы, этот человек уехал. Есть ещё Глен, но у него тренировка и очередная любимая зайка. Так что я снова в пролёте, вот и приходится коротать время в компании книжных персонажей. Впрочем, я не страдаю. Мне не хватает Кэндиса, но я не лезу на стену от осознания, что остался в одиночестве. Это ведь не смертельно. Хотя, откуда тебе знать… Смотри-ка прихлебатели недоумевают, какого чёрта ты забыл у этого столика. Ещё немного, и подумают, что ты тоже свихнулся, раз общаешься с парнем, у которого не все дома. Потеряешь доверие и авторитет. И тебя это заденет. Ты ведь жаждешь внимания.
Взгляд Розарио переместился в сторону парочки одноклассников и учеников параллели, с которыми обычно коротал время Гаррет.
– В данный момент, я жажду внимания определённого человека, – признался Гаррет, отодвигая стул и устраиваясь напротив.
Той лёгкости общения, что некогда царила в их трио, ныне не наблюдалось вовсе. Розарио не только намекал, но и говорил открытым текстом о том, что думает по поводу чужого поведения и поступков. Гордость призывала Гаррета вскинуть подбородок и удалиться подальше, но марафон персонального унижения продолжался, не желая прекращаться.
– Будешь продолжать в том же духе, все решат, что ты за мной бегаешь, – усмехнулся Роуз. – В том самом смысле. А я проникнусь мыслью, что поцелуй в коридоре был не таким уж спонтанным и необдуманным, как представлялось вначале. Вспомнил прошлогоднюю валентинку? Желаешь проверить правдивость моих слов?