Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Постояв ещё пару минут в коридоре, Кэндис потянул дверь и решительно шагнул в кабинет. Снял очки и прикусил дужку, отчаянно сдерживая желание засмеяться над выражением лица Гаррета. Марвел будто бы не живого человека, а призрака увидел.

Затянувшееся молчание раздражало, да и по нервам било прилично.

Следовало что-то с этим делать.

– Я снова с вами, – произнёс Кэндис, улыбнувшись радушно и сжав очки в ладони. – Прошу любить и жаловать.

*

Переосмысление.

Попытки проанализировать все недавние события, имевшие место в его жизни. Да и не только недавние. Препарировать все свои поступки, разложить по полочкам, разобрать на составляющие, расщепить на волокна. Понять, в каких именно моментах совершил ошибки. Накосячил, грубо говоря.

Впрочем, ему для понимания не нужно было тратить приличное количество времени на это самое переосмысление и препарирование. Он сам точно знал, в какие именно периоды жизни оступился и начал совершать ошибки. Одну за другой. Они нарастали как снежный ком, а сейчас действительно раскатали его тонким слоем по асфальту, практически не оставив шанса на реабилитацию. Как в своих глазах, так и в восприятии окружающих.

Он неоднократно пытался оправдать себя, но получалось, откровенно говоря, паршиво. С большой-пребольшой натяжкой.

Чем чаще он об этом размышлял, тем сильнее погружался в состояние депрессии. Приходил к закономерным выводам. Люди могут родиться с определённым набором качеств и характеристик. Речь тут не только о доброте, великодушии, удачливости, красоте и их антагонистах, но и вообще о том, что принято именовать психологическим портретом личности.

Но никто не рождается предателем. Тут уж человек самостоятельно делает выбор.

Оступившись единожды, он, возможно, ещё имеет право на реабилитацию в глазах окружающих, на доверие с их стороны. Но если ситуация с бесконечным предательством повторяется из раза в раз, из года в год, то тут уже никаких сомнений не возникает. Доверие потеряно навсегда. С таким человеком лучше не общаться, если не хочешь однажды стать героем сплетни дня, почувствовав себя облитым грязью с ног до головы. И вместе с тем – опустошённым.

Он много раз ловил себя на мысли, что вспоминает ушедшие дни с теплотой, но когда речь заходила о необходимости поступиться принципами, он сам над собой начинал смеяться и приказывал позабыть о столь ванильных мыслях. В конце концов, он жаждал доказать окружающим собственную независимость. Он отделился от компании, чтобы наглядно продемонстрировать свои лидерские качества и умение привлекать внимание к собственной персоне, потому теперь, получив в награду определённое количество преданных слушателей-наблюдателей, было просто нелепо возвращаться на исходную позицию. Будь она хоть трижды прекрасна.

Впрочем, всё чаще обстоятельства складывались для Гаррета не слишком удачно. Он получил несколько щелчков от судьбы. Депрессивные настроения становились всё более ощутимыми, а оттого – предельно омерзительными.

Он жаждал триумфа и героических поступков, но вместо этого совершал какие-то нелепые телодвижения и результат получал соответствующий. То есть, банально ставил себя в неловкое положение, понимая, что его в очередной раз обвели вокруг пальца, обставили и показали язык.

Отобрав у Роуза фотоаппарат, Гаррет искренне верил, что получил компромат в свои руки. Освободив Глена, он решил проверить, что именно получил из рук несостоявшегося фотографа, предпочитающего творить в жанре ню. Вместо фотографий обнажённого тела они с Гленом увидели только несколько запечатлённых на карте памяти архитектурных ансамблей.

Гаррет тогда стиснул зубы и вновь разозлился, а Глен внезапно засмеялся. То ли нервное перенапряжение сказалось, то ли его поступок Роуза действительно развеселил.

И всё-таки, второе. Об этом Гаррет узнал уже через пару минут, когда Глен заговорил.

– Ещё немного, и я окончательно запишусь в клуб его поклонников, – произнёс, отсмеявшись. – Нет. Правда. Не шучу.

– Свихнулся, да?

– Нет, – Глен покачал головой.

Растерев запястья, он подобрал с пола вещи и начал одеваться.

Гаррет, сидя на кровати Роуза, в сотый раз пролистывал немногочисленные кадры, с трудом удерживаясь от того, чтобы не разбить камеру о стену. Эмоции зашкаливали, он шутку не оценил.

– Знаешь, – Глен приземлился на кровать. – Ещё минут пять назад мне хотелось его этой же лентой удавить, а теперь стало смешно. От нелепости ситуации, от осознания того, насколько органично он вжился в роль и старательно поддерживал иллюзию влюблённости, подыгрывая. Вместе с тем, мы с ним отлично общались, захватывая в разговорах множество самых разнообразных аспектов жизни, и это было реально интересно. Секс играл далеко не решающую роль. Если бы не твоя склонность к распространению сплетен, я бы так и не узнал, что Роуз вполне нормальный парень, хоть и со странностями. Но они – самый шик. Они – проявление его индивидуальности, только и всего.

Отпарировать Гаррету было нечем, а соглашаться он не хотел, хотя и знал, что, да, несомненно, Роуз действительно нормальный, интересный собеседник.