Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

На самом деле, всего-навсего светло-русая.

– Тебя об этом просили?

– Нет.

– Так какого хрена?

– Ты хотел, чтобы тебя отодрали в грязном сортире, как дешёвую шлюху? – без тени иронии в голосе спросил Гаррет.

– Этого бы не произошло.

– Он был серьёзно настроен.

– И под кайфом, – добавил Роуз.

– Тем более. Думаешь, прислушался бы к твоему мнению?

– Я мог сам решить данную проблему. Я умею драться, всё-таки не беспомощная девчонка, потому…

– Но я тебя от этой грязной работы избавил, так удачно оказавшись рядом.

– Случайность?

– Она самая. Но приятно.

– Для кого как.

– Давай, расскажи, насколько не рад меня видеть.

– Знаешь, – усмехнулся Роуз, – символично получается. Когда-то ты меня подставил именно из-за дружков, не брезгующих наркотой, а сегодня вмешиваешься в скандал с ещё одним таким, и… Как бы меня спасаешь.

– Как бы? Или всё-таки спасаю?

– Не цепляйся к словам.

– А ты не напоминай мне о былых промахах. Лучше поблагодари.

Роуз запустил ладонь в волосы, захватывая разом несколько прядей и отбрасывая их назад.

– Спасибо, – сказал вполне себе серьёзно. – Ты давно в этом клубе отирался?

– С момента начала концерта.

– Ты такое слушаешь?

– Кузен притащил, пообещав прекрасную культурную программу и шикарное исполнение, которое я запомню на всю жизнь.

– Ты с ним солидарен?

– В плане того, что запомню – да. Однозначно. А вот про шикарное и прекрасное… Никогда бы не подумал, что у него всё настолько плохо с музыкальным вкусом. Или, что он меня так сильно ненавидит.

– Почему ненавидит?

Роуз сложил руки на груди, сжимая ладони на предплечьях.

В общем-то, мог уйти отсюда сразу после произнесения благодарственных слов. Вместо этого он искал предлоги для продолжения разговора, а Гаррет начинание поддерживал.

– Потому что заставил слушать это. Не обижайся, но исполняли вы какое-то дерьмо. От него ушами кровь идёт.

– Не обижаюсь. Я сам так считаю.

– Тогда зачем играешь с ними?

– Не играю. Я вообще играть не умею. Меня попросили об одолжении, и я просто заменял одного приболевшего участника. Кривлялся под фонограмму, – пояснил Роуз и замолчал.

Пряди вновь занавесили половину лица. Роуз сунул руки в карманы и принялся внимательно разглядывать пару собственной обуви.

Обычные, ничем не примечательные оксфорды, опрятная шнуровка, начищенные носы. Да и, в целом, наряд не слишком клубный.

Как будто деловая единица по ошибке, а, может, вполне осознанно заглянула в местный притон, желая найти там… Да что угодно, в принципе. Начиная от развлечений, заканчивая проблемами.

Сегодняшний вечер оказался ознаменован вторым вариантом расклада.

Шаг.

За ним ещё и ещё.

И в поле зрения – белые кеды с чёрными шнурками.

Несколько секунд созерцания, и пальцы уверенно касаются подбородка, приподнимая, заставляя посмотреть в глаза, а не на обувь.

Гаррет ничего не говорил, больше не заикался о благодарности или чём-то подобном, просто подался вперёд, прижимаясь губами к губам Роуза. Вспоминая идентичные ситуации, Роуз приходил к выводу, что ждать ответа от Гаррета нелепо. Гаррет не станет объяснять мотивы совершения тех или иных поступков. Может, он об этом пожалеет в дальнейшем и будет долго заниматься самоедством и самоанализом, но лишь в одиночестве, а не на глазах у другого человека.

Потому-то сейчас Роуз не задавал вопросов и не пытался выяснить, что на Гаррета нашло. Не отстранился и не оттолкнул, не старался поцарапать и не кусался, желая ощутить на языке солоноватый привкус, свойственный крови.

Напротив.

Подумал, что школа осталась в прошлом, больше нет никаких ограничений и главное правило Розарио Астерфильда, связанное с отношениями, к ним больше невозможно примерить. А, значит, он может позволить себе немного свободы, немного честности и самую капельку любви, точнее, откровенности, связанной с давними прочно укоренившимися симпатиями.

Возможно, он признается, что любил Гаррета на протяжении нескольких лет. И сейчас продолжает любить, хотя это, наверное, ему совсем не нужно.

С каждой минутой, проведённой рядом, кажется, что больше терпеть невозможно, да и промолчать нереально. Его переполняет это стремление открыть правду, а не снова запечатывать её наглухо, не давая выхода.

Он скажет это, если смелости хватит.

Или в очередной раз отступит, решив, что знать об этом Гаррету не обязательно.

Как вариант, Гаррет и сам от него отстранится, отпустит колкое замечание и удалится восвояси, так и оставшись человеком себе на уме, ничего не делающим просто так. Исключительно с определёнными целями.

В этот вечер вкус губ Гаррета был горьковатым, с нотами спиртного.

Роуз вспомнил, как опустился на столешницу стакан с недопитой тёмной жидкостью, провёл по тонкой кожице языком, слизывая это послевкусие и пытаясь понять, что же именно дегустировал Гаррет.

Разобрать не сумел, потому поцеловал во второй раз. На этот раз, сам. Не просто потянулся за ответным прикосновением, а навязал собственные правила игры. И ложью будет сказать, что ему это не нравилось.