Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Букет он брал с опаской, переложил цветы с тумбочки на одеяло и принялся пересчитывать. Вопреки ожиданиям, Терренс действительно не стал прибегать к языку жестов.

Семнадцать роз, никаких иносказаний.

Помимо цветов было ещё и небольшое послание, написанное от руки. Сначала Рендалл его даже не заметил, оно упало на пол, и только край листа торчал из-под кровати. Пришлось наклониться, чтобы достать его оттуда, и по прочтении порадоваться, что оно не попало в руки посторонних людей.

Из всего написанного в память сильнее всего врезалась одна строчка.

Нет таких слов, чтобы передать мою любовь к тебе…

Всё чаще возвращаясь в воспоминаниях к событиям жизни, напрямую связанным с Терренсом, Рендалл чувствовал, как его выжигает изнутри чем-то похожим на серную кислоту.

Совсем скоро ничего не останется – одна лишь оболочка.

Ему следовало забыть всё, что их связывало – задуматься, так всего ничего, каких-то жалких два летних месяца, а то и полтора. Их очень просто вычеркнуть из жизни. Сделать небольшое усилие над собой и забыть навсегда. Он пытался, но с поставленной задачей не справлялся.

Сиенна не торопилась оставлять его в одиночестве.

Судя по трагичному молчанию, окутывающему их обоих, она долго готовилась к разговору, неоднократно прорепетировала ходы, стараясь предугадать поведение сына.

Возможно – с вероятностью в девяносто девять процентов – прибегла к советам психолога, желая идеально выстроить процесс общения с подрастающим поколением.

Рендалл примерно предполагал направление разговора и морально готовился.

Ему нечего было ответить, независимо от того, что скажет Сиенна.

У них было разное представление о ситуации. В распоряжении матери находилась только голая основа, определённые нюансы, меняющие ситуацию в корне, Рендалл продолжал удерживать при себе.

– В последнее время ты выглядишь рассеянным и часто витаешь в облаках, – заметила Сиенна, подойдя к столу и начиная перебирать тетради Рендалла.

Он наблюдал за ней, надеясь, что она остановится только на ознакомлении с тетрадями, но не тронет его книги.

Судьбу записки он решил практически моментально.

Понимал, что нужно выбросить. Смять, разорвать, сжечь, но, как обычно, не смог.

Вложил её в сборник стихотворений Джона Китса, да так и оставил там лежать. Каждый вечер, ознаменованный пребыванием в стенах «Орхидеи», вплоть до выпуска, был ознаменован чтением этой книги.

Троя столь ярая приверженность поэзии веселила. Он не упускал случая отпустить пару шуточных замечаний, а Рендалл его слова не опровергал, делая вид, будто действительно жаждет заучить весь сборник наизусть.

Однако в реальности он просто скользил глазами по строчкам, ничего не замечая. «Ода меланхолии» сливалась в его представлении с «Одой к осени», переходила в следующее творение, вдохновлявшее, в своё время, художников-прерафаэлитов и заслуженно ставшее классикой английской поэзии.

Когда-то Рендалл действительно любил поэзию Китса, но сейчас заголовки оставались единственным, что бросалось в глаза.

Пролистать одно стихотворение, за ним второе – в очередной раз перевернуть страницу, и снова увидеть этот, немного нервный крупный почерк, не неряшливый, а, скорее, летящий и порывистый.

– Тебе кажется, мама, – произнёс, продолжая неотрывно наблюдать за действиями матери.

Он с трудом подбирал слова, чтобы ответить. Все его мысли занимала судьба записки – единственной вещи, оставшейся у него на память об отношениях с Терренсом.

– Я понимаю твоё волнение, – продолжила Сиенна. – Заключение брака – серьёзный шаг, после которого вам обоим предстоит немалая работа над отношениями. Отчасти я разделяю твои чувства…

Рендалл усмехнулся, услышав это заявление. Благо, что стоял вполоборота, и Сиенна не заметила, как искривились в усмешке губы.

Разделяет она. Отчасти.

Разумеется.

Сиенна продолжала большую часть внимания уделять тетрадям, и Рендалл, убедившись, что книги мать не интересуют, окончательно отвернулся. Подошёл к окну и распахнул его настежь. В помещение ворвался поток прохладного воздуха.

День выдался пасмурный, солнце было полностью скрыто за облаками, веяло сыростью. К вечеру, скорее всего, начнётся дождь.

Интересно, а в день свадьбы тоже будет лить, как из ведра? Или обойдётся?

– Признаю, что выходила за твоего отца при иных обстоятельствах. У нас с ним была безумная любовь…

Обязательно подчёркивать это? Наверное, я выгляжу недостаточно отчаявшимся?