– То есть?
– Мы пересекались до того, как оказались в одной школе, – произнёс Терренс, притормаживая на светофоре и впервые за время поездки посмотрев на собеседника.
Рендалл почувствовал себя немного неуютно и поёжился.
В этом взгляде прослеживалось нечто необычное и даже непривычное, вот только он никак не мог сообразить, что именно.
Рендалл списал всё на дождь, холод и промокшую одежду, решив, что просто начал замерзать, потому-то и дрожь появилась.
– Правда? – спросил, стараясь не демонстрировать предельной заинтересованности.
– Ну да. – Терренс подмигнул ему и засмеялся. – Вряд ли ты помнишь тот день, но, в целом, тогда всё было феерично. В парке. Ты сидел под деревом и что-то читал, я сейчас уже не вспомню, что именно. Книга меня не особенно интересовала, больше – чужак, решивший забраться на мою территорию. Смешно сказать, но в тот момент у меня был конфликт со многими детишками, которых я жаждал прогнать, и их родителями, само собой, приходивших со мной скандалить.
Терренс закатил глаза. Рендалл несколько секунд старался сдержаться, потом всё-таки решил пойти на поводу у эмоций и засмеялся.
Что-то такое он припоминал, но не был уверен, что одно с другим сопоставляет верно.
– Моя мать, – решил уточнить. – Верно? Она тебя прогнала. Я не ошибаюсь?
– Не ошибаешься. Кроме того назвала жалким оборванцем, заявила, что таких, как я, нужно держать в изоляции от цивилизованного общества и посоветовала тебе близко ко мне не подходить. «Неизвестно, какой дряни можно нахвататься от этого бродяжки», – произнёс Терренс, стараясь сымитировать голос Сиенны. – Но, к слову сказать, я тогда действительно был не в лучшем наряде. В пыли, в грязи и, кажется, даже в крови. Да, точно, была кровь – колени разбил. А ещё я принёс в парк своих ручных крыс, и твоя мать от ужаса едва в обморок не упала, когда их увидела.
– Извини, хотя, за давностью лет уже, наверное, не актуально, – улыбнулся Рендалл. – Мама иногда бывает немного высокомерной.
Он знал, что не иногда и не немного, а очень и очень сильно, однако выставлять родителей в неприглядном виде было как-то не с руки.
Что тогда, что теперь.
Тогда, пожалуй, даже сильнее.
Они ещё не ставили ему условий и не требовали переступить через собственные желания ради их благополучия.
– Да ничего. Просто это было, по-своему, забавно. Люди правы, утверждая, что внешность обманчива.
– Не сомневаюсь.
– Ты тоже веришь в правдивость данных слов?
– Почему бы не поверить? – удивился Рендалл.
Они давно проехали тот перекрёсток, и теперь Терренс вернулся к созерцанию дороги, практически не глядя в сторону собеседника.
– Несмотря на то, что мы учимся вместе, я практически ничего о тебе не знаю. Потому сложно судить, какие утверждения ты находишь уместными, а какие считаешь глупыми. Это так удивительно… Вроде бы постоянно пересекаемся, но сказать друг о друге можем самый минимум.
– Например?
– Хочешь, чтобы я озвучил свою подборку фактов, привязанных к твоему имени?
– Допустим.
Рендалл не представлял, какое мнение можно составить о его личности на основании настолько поверхностного общения, которое сложилось у них. Максимум – обмен парой фраз на переменах, в общих разговорах, когда совсем-совсем промолчать не получается.
Ну, иногда ещё это «Ре-е-ен», протянутое особым тоном. Эротичным? Вряд ли… Иногда Рендаллу казалось, что да, но он тут же отметал подобные определения, записывая их в категорию нежизнеспособных.
– Там не будет ничего особенного, – заметил Терренс, притормозив; они как раз приехали к дому Рендалла. – Ты один из лучших учеников нашего выпуска, если не лучший. Разве что Мартин может с тобой соперничать в борьбе за это звание. Учителя не перестают тебя хвалить, и ты ни разу не подвёл их, оправдав вообще все ожидания. Много времени проводишь в библиотеке, любишь поэзию, но не затасканного Шекспира, которого везде суют, а отдаёшь предпочтение Китсу – неоднократно видел тебя с книгой, отмеченной его именем. Помнится, ты даже выиграл конкурс чтецов с его «Одой меланхолии», заставив судей рукоплескать. Ты часто ходишь по вечерам в бассейн и отлично плаваешь. Ты… Вот видишь? У меня закончились факты.
– Про конкурс чтецов было неожиданно.
– Почему?
– Я не думал, что тебя интересуют мероприятия подобного плана.
– В них есть особый флёр романтики, такой старой-престарой, пропахшей пылью, сургучными печатями и краской книжных страниц. Потому я там присутствовал. И тоже рукоплескал. А теперь, может быть, сделаешь ответную любезность?
– Рассказать, что я знаю о тебе?
– Да.
Рендалл задумался.
Он не представлял, что удерживает его рядом с Терренсом, почему он продолжает сидеть на месте и обсуждать довольно странные вещи. Их разговор не походил на момент становления дружбы, в нём было больше личного.
Стоило поблагодарить за помощь, выбраться из машины и скрыться за воротами, но он ничего такого не делал, нарочно оттягивая момент прощания.