Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Рендалл сжал её ладонь, после чего толкнул дверь спальни и шагнул туда, радуясь наступившей тишине и возможности остаться в одиночестве, наедине с собой. Закрыв глаза, прислонился спиной к двери, вслушался в звенящее напряжение. Под сомкнутыми веками вспыхивали и тут же гасли яркие вспышки, в ушах шумело.

Таблетки должны были подействовать минут через пять или десять, а до того приходилось мириться с обстоятельствами.

Загородный дом Бартоны редко удостаивали своим присутствием. Он считался чем-то вроде резиденции для проведения торжеств. Здесь отмечали помолвки, играли свадьбы, праздновали дни рождения или рождество. В любое другое время он пустовал.

Это наталкивало Рендалла на мысли о проведении параллели между этим домом и замком спящей красавицы из одноимённой сказки. Сразу после того, как дева уколола палец, и жизнь покинула не только её, но и само здание. Все, кто там остался, уснули на долгую сотню лет.

Здесь, конечно, события развивались не столь радикальным образом, но дом, несмотря на великолепие, как внешнее, так и во внутреннем убранстве проявившееся, выглядел холодным и неживым.

Для оформления его были выбраны, в основном, нейтральные цвета, никакой яркости или контраста – всё мягко и утончённо, под стать хозяевам. Той части, с которой Рендаллу довелось познакомиться.

О двоюродном брате Кейтлин, равно как и его родителях, он мало что мог сказать.

С Элизабет Бартон, в девичестве Уилзи, Рендалл контактировал не так часто, но для себя отметил, что характером она отличается от обоих братьев. В ней нет порывистости и горячности Терренса, но нет и вечной покорности вкупе со стремлением оправдать всех и каждого – почти что наивности, – так характерной для Мартина. Она словно была олицетворением того самого идеального сочетания отличительных черт, воплотившихся в одном ребёнке. Её братья оказались такой гармонии лишены.

Рендалл усмехнулся. Даже сейчас мысли умудрились перекинуться в сторону семьи Уилзи. По идее, ему следовало бы размышлять о других людях и вещах. Например, о том, что его отсутствие на праздничном пикнике способно породить слухи о разногласиях между женихом и невестой, или ещё нечто в этом духе. Несмотря на то, что многие видели, как он побледнел и приложил платок к носу, чтобы стереть хлынувшую кровь.

Рендалл потёр переносицу, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Бросил мимолётный взгляд в сторону окна. Солнечный свет раздражал, и Рендалл поспешил задёрнуть шторы. Они были такими же светлыми, как и остальные элементы декора в данной спальне, потому спокойно пропускали лучи внутрь помещения. Но стало немного легче, нежели прежде.

Рендалл осторожно потянул край одеяла и опустился на кровать. Характер боли изменился. Он больше не порождал аналогий с последствиями от удара молотком, став немного тянущим, но не таким мерзким, как прежде.

Постельное бельё пахло сочетанием тесно переплетённых между собой ароматов лаванды и апельсина, подчёркнутых тонкими нотами мяты – эти запахи одновременно успокаивали и дарили бодрость. После почти бессонной ночи возможность вновь оказаться в постели представлялась Рендаллу маленьким счастьем.

Его медленно несло на невидимых волнах, укачивая. Он погружался в сон, всё ещё цепляясь за мысли о том, насколько некрасиво выглядел его поступок в глазах некоторых приглашённых гостей.

«То, что ты собираешься сделать завтра, будет ещё хуже», – усмехнулось подсознание, и Рендалл вынужденно с ним согласился, не обнаружив в зоне досягаемости аргументов, способных недавнее утверждение опровергнуть.

Он собирался сделать то, после чего родители его – очевидно – возненавидят, а Бартоны запишут в категорию врага номер один. Не просто собирался. Знал наверняка, что сделает это, и ни перед чем не остановится.

Вопреки ожиданиям проспал Рендалл не пару часов, а гораздо больше. Проснувшись, первым делом потянулся к телефону и щелкнул боковой клавишей. Шесть часов вечера – для летнего дня не такое уж великое время. Ясно, как и в утренние часы, а солнце светит намного спокойнее.

Рендалл перевернулся на спину и некоторое время лежал, полностью предаваясь неге. Он по-прежнему не испытывал сожаления о пропущенном пикнике, где им с Кейтлин вновь предписывалось играть роль любящей пары, что души друг в друге не чает – две половинки одного целого, как принято говорить, вворачивая в речь избитые метафоры и набившие оскомину фразы.

Впрочем, счастье полным не было.

В течение этого времени Терренс ему ни разу не позвонил и не написал. В свете недавних событий становилось не то что не по себе, а реально страшно.

Рендалл не был адептом бесконечного обмена сообщениями в режиме нон-стоп и не стремился занять чужое личное пространство собой, поглотив его целиком. Однако сейчас он испытывал нечто, близкое к панике.

Только этого и не хватало.