Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Сначала удивлённо, а потом с улыбкой, почему-то показавшейся Рендаллу грустной. Впрочем, она в сочетании с личностью Терренса была чем-то вроде визитной карточки, отличительной черты. Он как-то проболтался, что раньше Элизабет именно за эту улыбку называла его «Пьеро», проводя параллель с персонажем итальянского театра, потом прозвище как-то само собой отпало, не став вторым именем на долгое время.

Телефон оповестил о приёме нового сообщения, и Терренс поморщился, словно его отвлекли от важного дела ради какой-то малозначимой чуши. Не сомневаясь в правильности совершаемых поступков, он выключил телефон и медленно подошёл к Рендаллу, замирая в нерешительности напротив, позволяя тому оценить масштабы недавнего бедствия и вынести окончательный вердикт.

– Почему ты не на пикнике? – спросил, спустя пару минут молчаливого обмена взглядами.

– А ты?

– Хотелось проконсультироваться относительно кое-каких деталей с семейным адвокатом, не откладывая в долгий ящик, – признался Терренс. – Меня интересовал договор, заключённый между Говардом Бартоном и твоим отцом. Как и ожидалось, признать его недействительным невозможно. Всё составлено идеально – ни к одной букве не придерёшься, ну, и подпись твоего отца настоящая, по собственному желанию поставленная. Если и пытаться вернуть компанию, то только перекупив, а Говард под влиянием дочери это предложение отклонил.

– Она всё за него решает? – усмехнулся Рендалл, проводя ладонью по волосам. – Странно, учитывая некоторые обстоятельства.

– Слепая родительская любовь. Ничего иного на ум не приходит. Мне сложно представить, какие события должны произойти в жизни Бартонов, чтобы они обратили внимание на врачебное заключение и прислушались к словам специалиста, не покупая молчание, а принимая рациональные решения, способные оградить их от катастрофы.

– Лучше и, правда, не представлять.

– Оставим эту тему. Как ты?

– Утром было хуже. Собственно, именно по этой причине я и не составил компанию остальным гостям и хозяевам праздника. Болела голова, носом шла кровь. Недолго и немного, но Селина посчитала это едва ли не смертельной опасностью и предложила остаться здесь. Я не стал отказываться.

– Сейчас всё в порядке?

– Вполне. После того, как проспал несколько часов, предварительно приняв лекарство, самочувствие заметно улучшилось. И вообще-то, на фоне вчерашних событий, мне стоило бы не отвечать на твои вопросы, а задавать свои, – заметил Рендалл, проводя ладонью по щеке Терренса, позволяя перехватить её, прижать и не позволить отстраниться.

– Как видишь, я тебя не обманывал. В целом, мне удалось избежать катастрофы, а синяки сойдут уже через неделю. Моему противнику в разы хуже.

– Не сомневаюсь. Знаешь, это прозвучит странно, но иногда с трудом верю в твоё родство с Уилзи. Не будь схожей внешности, у вас бы вообще ничего общего не осталось. Они все такие мягкие, возвышенные и неконфликтные. Некоторые даже слишком, – произнёс Рендалл, намекая на Мартина. – А ты…

– А я сюда, скажу по секрету, наведался прямиком из ада, в надежде получить в свою коллекцию очередную, крайне нужную мне душу, но для маскировки решил притвориться одним из детей Альберта и Нэнси. Чтобы никто ничего не заподозрил. Обожаю поедать души и сердца хороших мальчиков и девочек, будто булочки с джемом за завтраком, запивая предложенное блюдо их же кровью и страданиями, – хмыкнул Терренс и на мгновение кончиком языка коснулся верхней губы, словно слизывал ту самую каплю крови, оставшуюся после очередного приёма любимых блюд. – Сиенна советовала держаться от меня подальше, и была права, несмотря на то, что слова её касались совершенно иных ситуаций. Однако милый и послушный сын пренебрёг советом мудрой матери. Но ты ведь знал об этом, когда решился на отношения со мной. И тебя это не остановило, не так ли?

– Скорее, подстегнуло.

– Было страшно и больно?

– Нет. Было хорошо. Слишком хорошо, чтобы однажды мне удалось от тебя отказаться, не пожалев о принятом решении.

– А как же слова Сиенны?

– Она всё-таки ошибалась.

– Неужели?

– Да.

Произнеся это, Рендалл первым подался вперёд, целуя Терренса безо всяких ограничений, коими себя сковывал на протяжении длительного периода жизни.

Было что-то иррациональное в том, как Сиенна в парке кричала, иногда срываясь на визг, чтобы Рендалл немедленно отошёл от бродяжки, у которого на руках находились переносчики чумы, когда Терренс был в пыли, грязи и крови.

А потом столь же старательно ему улыбалась и едва ли не лебезила, сканируя взглядом приметный тёмно-красный кабриолет, стоявший у ворот их дома. В комнату не пустила, конечно, вновь опасаясь осуждения со стороны гостя недостаточного количества картин, предметов роскоши и стоимости паркета, но зато сама прониклась чужими финансовыми возможностями.

Вряд ли она поняла, что эти два образа, родом из разных лет, принадлежат одному человеку, в детстве обожавшему устраивать скандалы на пустом месте и драться без причины, а позже ставшему гораздо сильнее походить на человека своего положения – одного из наследников весьма прославленной семьи.