Райзигера зашатало от волнения. Они всё ближе! Вот оно, облако дыма, всё ближе и ближе, а за ним эти бегущие, подпрыгивающие, жестикулирующие люди.
– Стреляйте же, ради бога!
Командир расчета обернулся к Райзигеру:
– Ты, наверное, еще мало чего видел. Пусть подойдут. – И он вновь уставился вперед.
Облако дыма двинулось. Еще на метр ближе. А за ним еще люди.
А потом вдруг, будто буря налетела, облака не стало.
И тут произошло непостижимое. Над землей рассеялся последний дым, и вот серая живая масса врага стоит и лежит, и становится на колени, и ползает, и бегает, и прыгает. И напирает, вздымая ручные гранаты, поднимая штыки, прямо на окоп.
Рядом с Райзигером начинает гавкать пулемет. Частый огонь из всех стволов сыплется отовсюду.
Боже, что же это! Дюжинами французы вскидывают руки и падают навзничь на землю. Но другие дюжины, плотно сбившись, продолжают продвигаться.
Шипят разрывы ручных гранат. Бушует артиллерийский огонь. А французы… вновь и вновь… французы… всё идут вперед…
У пулемета орут друг на друга. Райзигер не понимает ни слова. Порой стрелки смеются, командир показывает новую цель, один из них торжествует:
– Падаль! Больше не встанет!
Но всё же, всё же – французы уже в окопе!
Райзигер видит, как прямо перед входом в туннель пятеро перепрыгивают через бруствер.
Один из немцев снизу поднимает руку со взведенной ручной гранатой. Райзигер видит, как штык француза вонзается ему в шею. Ручная граната взрывается. Оба взлетают на воздух. Французский офицер перескакивает за бруствер. Распахнутые глаза! Распахнутый рот! Тут же на него набрасывается немец. Офицер поднимает приклад винтовки. Не успел он ударить, как немец хватает лопатку, бьёт – француз катится назад с раскроенной головой.
На нейтральной полосе пляшет огонь немецкой артиллерии. Но врага там больше нет. Там только по второму разу убивают мертвецов, подбрасывают их в воздух, мозжат их в лепешку.
А что же в окопе?
Пулеметный расчет рядом с Райзигером с воем бросает свое орудие и бросается вверх по отвалу. Унтер уже держит француза за горло. Бьет его головой о стену, сбивая с ног.
А потом прочесывают позицию. Живых французов не обнаруживается.
Атака отбита.
Когда Райзигера сменили, он услышал, что рота на его участке понесла небольшие потери: «Всего одиннадцать убитых».
Трупы положили в подходную траншею. Пришлось пройти мимо них.
Хотелось есть, да. Теперь можно пойти к себе на батарею, отдохнуть часов восемь, да… Всё определенно в порядке, он жив, он даже кое-что испытал, да… Когда он сейчас придет на позицию, его, наверное, даже встретят с известным уважением, да…
Он шел мимо мертвецов, шел очень медленно. Подумалось, что сегодня вечером в Германии во фронтовой сводке будет сказано, что атака врага отбита с большими потерями для противника, а у нас потери незначительные. Конечно, одиннадцать человек не играют никакой роли. У нас многомиллионная армия. Вполне понятно, что сообщат о незначительных потерях.
Он взглянул на первого из этих одиннадцати. Это был пожилой солдат с окладистой бородой и обручальным кольцом на правой руке.
Вот этого Райзигер постичь не мог.