Будни добровольца. В окопах Первой мировой

Родственникам пленных следует с осторожностью отбирать материалы для чтения, которые они отправляют пленным на вражескую территорию. Низкое качество материала для чтения позволяет сделать вывод о низком культурном уровне нашей нации.

(Сообщение для прессы Главного управления цензуры, 4 августа 1915 г.)

14

В ПАП 96 получили приказ о выступлении днем в конце июня. Всем батареям было ясно как день: направляемся в глубочайший кавардак. Выдали совершенно новые пушки, обучили обращению с новыми средствами от газа – масками из резины, которые надевали навроде намордников. Выдали штальхельмы[36].

Проверили фронтовые сводки за последние дни: куда идем? Точный приказ о пункте назначения, говорилось в полковом приказе, для отдельных батарей объявляется только на последней точке, в расположении пехоты.

Отдавая батареям приказ по телефону, оберлейтенант Линнеман добавил:

– Господин командир полка желает видеть у себя всех офицеров и замещающих их вице-вахмистров в штабе полка сегодня в восемь часов вечера на пивной вечеринке.

Батарее 1/96 был спущен приказ: оберлейтенант Россторф из 2/96 и лейтенант Штиллер из 5/96 немедленно переводятся в 1/96.

Оба офицера отрапортовали капитану Зиберту около половины девятого вечера. Им представили Райзигера. Вместе они отправились в полковой штаб.

Штаб-квартира располагалась в роскошном французском замке. Во всех окнах зажгли свечи. На лужайке перед фасадом установили длинные высокие деревянные столы, над ними – красные, зеленые и желтые фонари.

Очень мило. Вдобавок теплый воздух, а к ночи – безбрежное, мягкое, усыпанное звездами небо.

Вечеринка была «непринужденная». Вице-вахмистры отдельных батарей сидели за особым столом, но им с самого начала было ясно, что воинской субординации сегодня никто не требовал. Линнеман улыбнулся:

– Любой из вас в ближайшие дни, возможно, будет вынужден самостоятельно командовать батареей. Ну знаете…

Полковник спокойно явился в длинных брюках, лакированных туфлях и сюртуке, без фуражки.

Музыку взяли напрокат у саперов. Шестеро солдат с духовыми инструментами играли на балконе замка: вальсы, марши, затем солдатские песни «Утренняя заря» и «Был у меня товарищ», притом достаточно безвкусно. Эти мелодии не подходили к общему настроению, их вообще не любили на передовой.

Что еще делать, как не глушить пивом подступающую сентиментальность? Этим прилежно и занялись. Вскоре офицеры стояли вокруг столов, подперев головы руками, таращась в кружку и подпевая.

Из вице-вахмистров Райзигер знал лишь немногих. Большинство прибыли недавно, их предшественники из его призыва уже были все перебиты или лежали по госпиталям в Германии.

Пить пиво было для Райзигера наказанием. Это тут делали по команде: любому офицеру, даже самому молодому лейтенанту, достаточно было кивнуть, после чего положено было влить глоток себе в горло. Настроение у Райзигера всё больше и больше ухудшалось. Он ничего не понимал, чувствовал себя странно, хотелось смеяться, но он не знал отчего.

На башне замка были часы. Когда они прозвякали двенадцать, полковник встал и постучал по кружке. Тут он сказал то, чего от него никто не ждал. Ночь ли была тому виной? Говорил он очень напряженно, отрывисто, но видно было, что за словами его скрывалось волнение:

– Господа! Офицеры девяносто шестого полка! Вы все знаете, куда мы идем завтра. Солдат не рассуждает о том, что ему приказано. Солдат, офицер выполняет свой долг. И я знаю, господа, что даже те из вас, кто не офицеры по званию, выполнят этот долг. Враг, господа, прилагает последние усилия. Ему это не поможет. И если победа будет за нами, то я рассчитываю, господа, на то, что смогу с гордостью и честью сказать про свой полк: мы, вы все, внесли в нее свой вклад. Не будем обманываться: за последние месяцы нам пришлось пролить больше крови, чем любому другому полку полевой артиллерии. Господа, под высотами Лоретто пали тринадцать офицеров и более пятисот унтер-офицеров и солдат. Задумаемся об этом, господа. Мы тоже погибнем, но мы победим. Благодарю вас, господа. Доброй ночи!

15