Будни и праздники императорского двора

Опасения были небеспочвенны. Когда Александр Николаевич вернулся после помолвки в Дармштадте, прошлые чувства вспыхнули снова. Поскольку роман зашел слишком далеко, Николаю Павловичу пришлось вмешаться. «.. Он поговорил с нею и сказал ей в простых словах, – пишет Ольга Николаевна, – что не только два сердца, но будущность целого государства поставлена на карту» [531] . «…Решили, – замечает Ольга Николаевна, – что Ольга должна покинуть двор» [532] . Калиновской пришлось смириться, «польские родственники приняли ее», замечает мемуаристка. Александр, находившийся тогда в Могилеве, узнав об этом, «тяжело захворал» [533] . В Петербурге Ольга Калиновская жила на Литейном проспекте в доме своей сестры Северины, которая была замужем за генералом Николаем Федоровичем Плаутиным. Вероятно, поэтому современники иногда ошибочно называли ее супругой Н. Ф. Плаутина. На самом деле Калиновская в 1840 г. была выдана замуж за бывшего супруга ее покойной сестры, богатейшего польского магната Иеренея Клеофаста Огинского (Огиньского; 1808–1863). Он был сыном композитора, автора знаменитого полонеза, М. К. Огинского. Старший сын Огинских будет утверждать потом, что он сын Александра II [534] .

Во время поездки по европейским дворам Александру долго не могла приглянуться ни одна из свободных принцесс. Когда Александру намекнули, что есть еще принцесса в Дармштадте, которую забыли посмотреть, он изначально также был настроен, как отметила его сестра Ольга Николаевна, скептически: «Нет, благодарю, – ответил Саша, – с меня довольно, все они скучные и безвкусные» [535] . Вечером он прибыл в Дармштадт: «Старый герцог принял его, окруженный сыновьями и невестками. В кортеже совершенно безучастно следовала и девушка с длинными, детскими локонами. Отец взял ее за руку, чтобы познакомить с Сашей. Она как раз ела вишни, и в тот момент, как Саша обратился к ней, ей пришлось сначала выплюнуть косточку в руку, чтобы ответить ему. Настолько мало она рассчитывала на то, что будет замечена. Это была наша дорогая Мари, которая потом станет супругой Саши» [536] .

В письме к отцу от 13 (25) марта Александр пишет из Дармштадта: «Здесь, в Дармштадте, я видел и познакомился с дочерью гроссгерцога принцессою Мариею, она мне чрезвычайно понравилась с первого взгляда, ей будет 27 июля / 8 августа нынешнего лета (т. е. в самый день рождения нашего Низи) 15 лет , и она еще не конфирмована ; для своих лет она велика ростом, лицо весьма приятное, даже очень хороша, она стройна, ловка и мила, словом сказать, из всех молодых принцесс я лучшей не видел (курсивом выделено в тексте. – А. В.). При том говорят, она доброго характера, умна и хорошо воспитана, что и заметно в разговоре с нею. Она еще молода, но если ты, милый бесценный Папа, согласишься на мои искренние желания, то два года можно еще подождать, а там, с благословением Всевышнего, совершить бракосочетание» [537] .

Николай Павлович согласился сразу же, несмотря на донесения А. Ф. Орлова о слухах, связанных с происхождением невесты. «Неужели он (Александр Николаевич. – А. В.) в самом деле станет ее женихом, – задавала вопрос в своих воспоминаниях Ольга Николаевна, – и не было ли это похоже на то, что выбор Наследника русского престола пал на Сандрильону? (Золушку. – А. В.)» [538] .

Формально она считалась младшей дочерью Людвига IV, но биограф Александра II Л. Ляшенко пишет: «Задолго до рождения Марии ее родители фактически разошлись, жили порознь и имели любовные связи на стороне. Поэтому настоящим отцом принцессы молва называла не герцога Людвига, а его шталмейстера, красавца барона де Граней. Эти слухи, дошедшие до Петербурга, чрезвычайно взволновали императрицу Александру Федоровну, которая яростно воспротивилась браку своего первенца с "незаконнорожденной" дармштадтской. Император Николай I, слава Богу, оказался гораздо хладнокровнее и мудрее супруги… Прочитав отчеты Жуковского и Кавелина о событиях в Дармштадте и ознакомившись с циркулировавшими по Германии слухами, император решил проблему кардинальным образом. Он раз и навсегда запретил своим подданным… а заодно и германским дворам обсуждать вопрос о происхождении Марии» [539] . По преданию, Николай Павлович, усмехнувшись, сказал А. Ф. Орлову, сообщившему ему весть о сомнительности происхождения Марии: «А мы-то с тобой кто? Пусть кто-нибудь в Европе попробует сказать, что у наследника русского престола невеста незаконнорожденная».