На другой день после свадьбы министр финансов Е. Ф. Канкрин привез новобрачным от императора миллион рублей. «После свадебных торжеств, – пишет Ольга Николаевна, – мы возвратились в покой нашего Петергофского дворца. Но для Родителей отсутствие Мэри было очень чувствительным. Меня невозможно было сравнить с ней, и заменить ее я никак не могла, наши натуры были полными противоположностями. И Адини была иной, чем я, но все-таки мы прекрасно ладили друг с другом… Дисциплина, своими совершенно определенными правилами державшая нас в границах, может, и могла у характера посредственного отнять всякую инициативу, но какой замечательной поддержкой была она нам!» И далее Ольга Николаевна продолжала: «Через шесть недель после свадьбы Мэри было торжественно объявлено, что она готовится стать матерью. Только Мама была сконфужена: она сама всегда старалась скрыть свое положение до пятого месяца».
Второй блестящей свадьбой стала венчание великого князя цесаревича Александра Николаевича, чему предшествовали его далеко не простые душевные переживания и отказ от своей первой возлюбленной Ольги Калиновской ради государственной и династической необходимости.
Ольга Николаевна писала, рассказывая о поездке брата в Европу в 1838 г.: «Саша уезжал с тяжелым сердцем. Он был влюблен в Олыу Калиновскую» [526] . Ольга Осиповна Калиновская (1816–1899) – фрейлина великой княжны Марии Николаевны, родившаяся в аристократической польской семье: отец – кавалерийский генерал, а мать – из рода Потоцких.
«Была ли она достойна такой большой любви? – задавала вопрос, вспоминая о взаимоотношениях брата с Ольгой Калиновской, великая княжна Ольга Николаевна. – В нашем кругу молодежи она никогда не играла роли и ничем не выделялась. У нее были большие темные глаза, но без особого выражения; в ней была несомненная прелесть, но кошачьего характера, свойственная полькам, которая особенно действует на мужчин. В общем, она не была ни умна, ни сентиментальна, ни остроумна и не имела никаких интересов. Поведение ее было безукоризненно, и ее отношения со всеми прекрасны, но дружна она не была ни с кем» [527] . О выразительных глазах возлюбленной Александра писала и другая современница, фрейлина графиня А. А. Толстая: «Первый огонь в нем зажгли прекрасные глазки Ольги Калиновской, фрейлины его сестры Великой княжны Марии Николаевны. Эта юная особа, полька по происхождению, воспитывалась в одном из институтов Петербурга. Не обладая красотой, она, как говорят, была вкрадчива и проворна и не замедлила вскружить голову будущего Императора… Император Николай не давал ни малейшего хода его ребячеству и охранял сына любовью отца и авторитетом монарха» [528] .
У Николая Павловича и Александры Федоровны была веская причина для беспокойства. Они, конечно же, помнили о возлюбленной Александра I Марии Антоновне Нарышкиной (урожденной Четвертинской), тоже польке. Помнили ее сестру Жаннету Антоновну Четвертинскую, на которой в 1803 г., к неудовольствию Александра I, хотел жениться великий князь Константин Павлович, в итоге вступивший в брак опять же с полькой, дочерью графа Антона Грудзинского Жаннетой (иначе Жанной или Иоанной), будущей княгиней Лович. Именно об этих политических государственных причинах писал начальник штаба корпуса жандармов, управляющий с 1839 г. III Отделением Собственной Его Императорского Величества Канцелярии Л. В. Дубельт: «…Наш наследник мечтал об Ольге Калиновской, это было страшно! Кроме того, что такому молодцу, сыну такого Царя, такому доброму, славному человеку такая жена не по плечу, кроме того, она полька, недальнего ума, сродни всем польским фамилиям, искони враждебным России, это могло бы задавить нас» [529] . По свидетельству П. И. Бартенева, записавшего разговор с великим князем Константином Николаевичем в 1870-х гг., Александр Николаевич даже написал письмо Ольге Калиновской. В нем он ссылался на пример дяди Константина Павловича, но посланный с этим письмом Иван Матвеевич Толстой показал его императору [530] .