Читаем Будни накануне полностью

— Что ты там травишься! — возмутился Андрюшка. — Экономишь? — я замялся. — Лекарства дороже стоят. Поехали в ресторан, — меня это совершенно ошеломило: в рестораны ходят очень богатые люди и по вечерам… они там разлагаются… Я, конечно, и сам не прочь бы маленько поразлагаться, но… — Там обед выйдет в рубль двадцать, зато на анальгине сэкономишь!

— Почему на анальгине? — не понял я.

— Живот болеть не будет ни от еды, ни от этих постных рож, — я согласился.

Обед, правда, удался: бутербродик со шпротиной и кружочком свежего огурца поверх, от запаха которого слюна бежала неудержимо, шпикачки… и салфетки на покрытом скатертью столе белоснежные, крахмальные, а не засунутые в стаканчик неуловимо крошечные бумажные треугольнички… В стране все время плохо с бумагой — это я знал. В журнале говорили, что тираж режут из-за сокращения фонда бумаги…

— Ты пойми, Николай, это ведь очень просто: жизнь организовать надо, — поучал меня Андрюшка, сладко глотая и втягивая воздух носом, — можно, как Кулинич… — он сделал паузу и посмотрел на меня, убеждаясь, что я понял… Я правду сказать, не очень понял, куда он клонит, но сделал вид, даже подкивнул головой… — баб менять, пожрать, выпить… но… айм нот шур итс лайф! Да? — переспросил он. — Я не уверен, что это жизнь… — перевел он мне на всякий случай… — Короче, сегодня я в один дом иду, имею полномочия приглашать гостей, как завсегдатай… хочу тебя пригласить… туда просто так не попадешь! — он смотрел на меня испытующе… — тебе все равно вечер девать некуда…

— Да я заниматься… — начал было врать я, но он перебил меня…

— Не дури! Проще говоря… на все это! — совершенно определенно выразился он. — Форма одежды вольная… ну, не спортивные брюки, конечно! Будут дамы!.. — я тут же стал ломать голову, где достать десятку — не с пустыми же руками в гости идти, но Андрюшка будто читал мысли — наверное, потому что старше на десять лет: — Вино, цветы — отменяются, тортик я припас… «Сюрприз» — придем вместе, все в порядке… — я согласился.

— Вась, где червонец достать? — спросил я, соседа Кулинича. Наши столы стояли рядом перед огромным цеховым окном.

Ну, — вытянул губы Кулинич. — А у Авдошкиной не спрашивал? Она касса взаимопомощи, может, там по сусеку поскрести… а ты куда намылился? — Кулинич иногда немного заикается… чуть заметно, — Я хотел тебя в гости пригласить как раз сегодня вечером, — он всегда так говорит: не с опережением, а с запаздыванием, у него такая реверберация жизни получается… Как он угадывает? Обязательно пригласит или предложит что-то, когда человек уже достал или купил — удивительно здорово — я так не могу, завидую!

— В гости иду!

— Потом расскажешь, какие девки были!.. Знаешь, натура у меня такая — сам удивляюсь: ненасытная! Все мало! Да, слушай, а обед-то я тебе не принес — ждал, ждал и сам съел!..

— Запиши на мой счет! С получки верну!..

— Ты что! — обиделся Кулинич. Он вообще, часто за чистую монету принимает шутки.

— Ну, я ж пошутил, Василий, ты что, в самом деле!

— Ну, ты даешь, Колька! Я аж вспотел весь от такой шутки — думаю: ни хрена себе друг! Ну, ты даешь!..


В таком доме мне, правда, бывать не приходилось: гибрид театра с библиотекой… и все стены и даже потолок в автографах.

— Андрюшенька! — обрадовалась дама! Мм-мм-мм! — они расцеловались. — А это ваш друг? Представьте, пожалуйста! — я протянул букет цветов, она мне — руку, я испуганно поцеловал ее вслед за Ивановым и сам представился:

— Николай… Волынский…

— Очень мило! Спасибо! — она окунула нос в букет. — Наталья Николаевна…

— У вас громкая фамилия… это не из тех ли Волынских? — я не знал, что она имела в виду, и ловко выкрутился:

— У вас тоже историческое имя отчество! — она тихонько засмеялась и даже зарумянилась…

— Андрюшенька, вы всегда с приятным сюрпризом — у вас очень интересный друг…

— Ученый… будущее светило, поверьте мне, Наташенька! Светлая голова и труженик, скоро академиком будет, гордостью страны… — это он так прикрылся, чтобы не слишком патетично звучало…

Там оказалось, действительно, интересно… Говорили за столом обо всем и вольно, пили в меру и незаметно было, чтобы кто-то уже захмелел, только я никак не мог включиться и поспеть за их перебросками с экзистенциализма к искусственному оплодотворению и от продажи из Эрмитажа двух картин Рембранта на песенки какого-то Окуджавы… потом оказалось, что программа вечера только началась после ужина, и мы пошли в соседний дом, где у мужа Натальи Николаевны была мастерская. Сегодня там молодой, но уже модный художник Вадим Щукарев специально для нас выставил три своих новых работы… По дороге за пять минут Андрей успел сообщить мне, что муж Наташи сейчас за границей, что он Народный художник, а Вадим его дальний родственник — сын троюродного брата, что у них совершенно разные школы, что они несовместимы, как Вавилов и Лысенко (что он имел в виду, я не переспросил) и что поэтому, пока нет мужа, Наташа на один вечерок пригласила Вадима, потому что он сильно входит в моду…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза