Будущее капитализма

Но когда цель устанавливаемых правил — ограничение корыстных тенденций некоторых компаний, налагаемые ограничения могут быть серьезными. Регулирующие органы могут разделять естественные монополии или контролировать цены, устанавливаемые ими для потребителей. Разделение монополий — это принудительный способ создания в отрасли конкурентного режима, но поскольку эффект масштаба, обусловленный самой технологией, продолжает порождать тенденции к монополизации, вмешательство государства должно осуществляться на постоянной основе. Уже и в этом случае регулирование, блокируя эффект масштаба, вызывает снижение эффективности. Задача ценового контроля — сдерживать возможности компании пользоваться эффектом масштаба для собственного обогащения и вынуждать ее делиться дополнительным доходом с потребителем. Об имманентных ограничениях этой меры мы говорили в другом контексте — в связи с проблемой асимметричности информации. Мы говорили о разнице между тем, что известно руководству компании и тем, что могут знать о ней инвестиционные управляющие. В данном случае речь идет о разнице между тем, что знает руководство компании, и тем, что известно регулятору. Наиболее разительные примеры такой асимметрии дают финансовые рынки — это различия в степени осведомленности регулирующих органов и самих банков, — но проблема имеет более общий характер. Частная компания намного лучше знает уровень своих затрат и особенности своего рынка, чем когда-либо может рассчитывать узнать регулирующий орган, так что проблема никогда не может быть снята полностью.

Возможно, самое эффективное решение этой проблемы регулирования — это использование оптимальных ценовых «прикидок» в сфере ценового контроля в сочетании с искусственным конкурентным режимом в форме продажи монопольных прав на аукционе. Примером удачного применения механизма продажи прав на аукционе может служить продажа британским правительством прав на использование радиочастот для 3G-сетей мобильной телефонии. Первоначально британское казначейство попыталось установить разумную цену этого сетевого сервиса исходя из имеющихся данных о его возможной прибыльности, выбрав ориентировочную цену в 2 миллиарда фунтов стерлингов. К счастью, экономисты-теоретики сумели убедить казначейство в том, что асимметричность информации может быть настолько велика, что этот прогноз окажется крайне неточным, и оно решило организовать аукцион по продаже прав на использование частот. Реализованная цена составила 20 миллиардов фунтов стерлингов. Понятно, что, какова бы ни была стоимость лицензии — 2 миллиарда или 20 миллиардов, — победитель аукциона выжимал бы деньги из клиентов в максимально возможной степени, но в этом случае то, что платили потребители в форме монопольной цены, удавалось уловить в виде внепланового бюджетного дохода.

Ограничителем здесь оказывается степень доверия к обещаниям государства. Участвуя в подобных аукционах, частные компании могут совершать ошибки, пусть и не столь серьезные, как государство (ведь они располагают намного более достоверной информацией). Если компания переплачивает, ее прибыль может пострадать, и в самом крайнем случае ее договорные обязательства оказываются невыполненными вследствие банкротства. Компания готова идти на такой риск при неблагоприятном исходе только в том случае, если ему соответствует перспектива получения дохода при благоприятном исходе. Более того, если все компании ошибаются в оценке реальной будущей прибыли, недооценивая ее, победитель конкурса уплачивает слишком низкую сумму[101]. Но политики принимают свои решения в узком временнóм горизонте, зависящем от избирательного цикла, и если возникает впечатление, что компания, выигравшая контракт и ставшая оператором той или иной коммунальной монополии, зарабатывает слишком много, возникает соблазн отменить решение регулятора. Чем больше опасения компаний по поводу вероятности такого вмешательства, тем меньшие суммы они готовы уплатить в ходе аукциона, а чем выше прибыль, которую получает победитель, тем вероятнее политическое вмешательство… Недоверие рождает порочный круг.