Девушка передала градусник одному из больных и тут же склонилась над подростком на ближайшей к ней постели. Томми МакНейл был иссиня-бледным, из груди его вырывались неестественные хриплые звуки: пневмония уничтожала его лёгкие. Сибил с горечью подумала, что следует сказать миссис МакНейл, чтобы почаще навещала сына, ведь совсем скоро, вероятнее всего, она его потеряет. Но она не могла долго задерживаться у постели одного пациента, ведь Элен заболела, так что на саму Сибил легло едва ли не вдвое больше обязанностей. Шум и чей-то плач, донесшийся со стороны дверей, не заставил девушку вынырнуть из её мыслей о вчерашнем недоразумении с Томом – подобная горестная суета была в госпитале той рутиной, о которой предупреждал её доктор Бэксвелл.
- Сестра Кроули! – рявкнул доктор, ничуть не стесняясь десятка пациентов, обитающих в этой комнате. – Вы там уснули что ли?! Живо сюда, вы мне нужны!
Его громовый голос заставил девушку встрепенуться и поспешить на зов. Металлический поднос с лекарствами она оставила на первой попавшейся тумбочке. Доктор Кларксон в Даунтоне никогда не посмел бы говорить в подобном тоне и с последней служанкой, но она не обижалась на доктора Бэксвелла, зная, что, обычно учтивый, он разговаривает столь грубо, лишь когда озабочен одним-единственным – борьбой за чью-то жизнь. Как ни мало она общалась с другими медсёстрами, всё же за эти дни работы в госпитале Сибил узнала, что доктор происходил из уважаемой дублинской семьи, был отличным студентом, подавал большие надежды и до войны пользовал богачей, едва ли не самого вице-короля*; но, побывав на фронте и чудом вернувшись оттуда, он, как и многие, ожесточился и, наплевав на все свои связи и прежние устремления, стал лечить бедноту в больнице Матери Милосердия. Поговаривали, что подобную манеру общения с подчинёнными он тоже принёс с фронта, но всё это не мешало ему быть лучшим врачом, какого только Сибил могла себе представить.
Дурнота комом подкатила к горлу Сибил, когда она подбежала к самодельным носилкам, над которыми склонился доктор. Человек, лежащий над них в пропылённой одежде, был белее мела; над ним плакала такая же бледная молодая женщина, которую никто не мог отстранить от носилок, как ни пытались. А вместо обеих ног у несчастного было попросту кровавое месиво.
- Ну же, сестра, чего вы стоите?! – снова гаркнул мистер Бэксвелл, засучивая уже и без того испачканные рукава и одновременно проверяя пульс на шее мужчины. – Морфин ему, да поживее! Не стойте, как истукан, не то, Богом клянусь, это будет ваш последний день в этих стенах! Готовьте операционную! – крикнул он в сторону. – И мне халат!
Сибил пришлось справиться с дурнотой и негодованием, которое вызвали в ней слова доктора. Это было уж слишком. Не было сейчас времени для обид – центром их небольшого мира до времени должен был стать этот несчастный. Метнувшись к шкафчику с лекарствами, девушка достала заветный пузырёк и откупорила его, обдирая пальцы о жёсткую неподатливую крышку. Набирая лекарство в шприц, она молилась, чтобы оно принесло облегчение страдальцу, и одновременно краем уха слушала историю несчастья, которую кто-то из доставивших мужчину пересказывал одной из медсёстёр: его звали Питер Найтли, и он работал каменщиком на постройке одного из домов в северной части города; леса, на которые свалили груду камней для постройки, не выдержали и рухнули прямиком на обедающих рабочих; большинство отделалось синяками, одному сломало руку, ну а Питеру растрощило обе ноги. Машинально Сибил обратила внимание на руки каменщика: тонкие умелые пальцы с грязными обломанными ногтями. В эгоистичном порыве девушка возблагодарила Бога за то, что Том избрал стезю журналиста, а не строителя или матроса. Женщина, убивающаяся над Питером, была его молодой женой, и Сибил смотрела на неё с удвоенным сочувствием, как на родственную душу.
- Сестра Кроули! Сестра Андсон! Вы мне нужны! – доктор появился на пороге операционной, сияющий белизной халата, словно привидение.
Девушки пошли за ним, две другие медсестры с трудом оттащили от носилок зарыдавшую ещё больше женщину. Носилки внесли в операционную и с крайней осторожностью переложили несчастного каменщика на операционный стол. Сибил лишь наблюдала, как он до крови закусил губу и тихонько застонал. Стараясь не глядеть на своего товарища, словно он уже был мертвецом, строители вышли из комнаты, и двери за ним закрылись.
- Господи, помоги нам, - пробормотал доктор, покосившись на старенькое распятие на подоконнике. – Сестра Андсон, эфир! – скомандовал Бэксвелл. – Сестра Кроули, скальпель.