Букет роз

В руководстве забастовкой должен был принять участие один из руководителей Бакинского комитета большевиков — Гамид Султанов. Завтра утром с ним нужно обязательно встретиться. Гамид пользовался уважением среди старых рабочих. Успел ли он поговорить со всеми? В Раманах Гамид работает не очень давно — сначала телефонистом, потом тартальщиком, но уже завоевал авторитет. Таков уж его характер — общительный, приветливый, упорный. Да и как человек обаятельный. Высокий, сильный, с красивым лицом, Гамид притягивал к себе людей, как магнит железо. Все знали, что ради товарищей он готов пожертвовать жизнью.

Старик Павел рассказывал рабочим о таком случае. Однажды на работе подошел к нему Шапоринский и приказал перенести мотор с одного места на другое. Павел попробовал поднять мотор и не смог. «Э, да ты совсем хилый! — сказал Шапоринский. — Придется тебя уволить».

И тут, откуда ни возьмись, — Гамид. «Вы, — говорит он хозяину, — не имеете права заставлять Павла таскать тяжести. Для этого есть молодые и сильные». Шапоринский косо поглядел на Гамида и сказал с усмешкой: «Если так, то придется тебе перенести мотор. Ты как раз молодой и сильный».

Гамид ничего не сказал. Поднял мотор и отнес куда надо. Тогда Шапоринский совсем рассердился. «А я, — говорит, — и не знал, что ты такой богатырь! Придется перевести тебя с должности телефониста в тартальщики. Там твоя сила больше пригодится. С завтрашнего дня приходи на промысел…»

Капиталист думал, что наказал Гамида, а тот обрадовался: поближе к рабочим! И с тех пор ведет среди них большевистскую агитацию, распространяет подпольные брошюры и листовки, растолковывает всякие вопросы. Он и пошутить любит. В клубе «Кружок Балаханов» Гамид был артистом-любителем. В оперетте «Аршин мал алан» он с успехом играл роль Сулеймана.

Теперь Гамид работал на соседнем нефтепромысле, но часто бывал и в Раманах. Тут его по-прежнему считали своим человеком. У Мустафы с ним были близкие отношения, и он искренне обрадовался, когда узнал, что Гамиду было поручено вместе с ним руководить забастовкой. Он сумеет поднять дух раманинских рабочих. Жалко, что сегодня не довелось повидать его на празднике. Утром, перед работой, обязательно надо с ним встретиться.

Думы, думы… Ну как тут уснешь? На улице в проводах воет ветер. Иногда вой его напоминает плач ребенка, а иногда — свист пули, как там, на снегу у Бодайбинки… Временами казалось, что ветер сорвет с места хибарку и вместе с ее обитателями унесет в неведомые края. А временами казалось, что он отрывает крышу и скрипит при этом зубами, кидает в окно песком…

А Усатый ага, должно быть, ничего не слышит. Привык к этому шуму, спит. А может быть, тоже думает? Окликать его не хотелось.

Но вот уже и светает. Черное покрывало ночи бледнеет, бледнеет, отступает куда-то в углы хибарки и там рассеивается. Вот и ветер утих. Вдруг установилась такая тишина, что ушам больно. Потом где-то за стеной чирикнул одинокий воробышек. Ему ответил другой, третий. День начался.

Усатый ага поднял голову, сел. И Мустафа понял, что он не спал.

— Они строят нам ловушку, — сказал Усатый ага.

Мустафа не стал спрашивать, кто это «они», а ответил так, как если бы разговор не прекращался с вечера:

— Похоже, они хотели арестовать нас, как говорится, поймать с поличным. Листовки были бы вещественным доказательством. Ты думаешь, полицейский не узнал тебя?

— Нет, душа моя, не узнал, — я не дал ему опомниться. Да и лицо платком было закрыто. Нет, не узнал, — повторил Усатый ага. — Но я о другом думаю. Что им листовки? Они ищут случая тебя арестовать. Не вышло с этой ловушкой — подстроят другую.

— Ты думаешь… — Мустафа не договорил.

— Да, — подтвердил догадку друга Усатый ага, — я думаю, Касум пронюхал о забастовке. Вот они и хотят арестовать тебя заблаговременно.

Мустафа встал:

— Надо принять меры против этого низкого человека. Он нам причинил уже много зла.

— Это всем известно. — Усатый ага тоже встал. — Если его уберем, рабочие обрадуются. — Помолчав, он добавил: — Я им сам займусь.

— Нет, — возразил Мустафа, — это дело не для тебя. Я, кажется, что-то придумал.

— Почему не для меня? — В голосе Усатого аги звучала обида.

— Потому, что у тебя дети. Для такого дела нужен одинокий человек, как я.

Усатый ага улыбнулся:

— Но ты тоже не одинокий…

— Как так?

— Очень просто. А телефонистка?

Мустафа вспыхнул румянцем.

— Да, с Ниной мы… — Он хотел сказать «решили пожениться» и не договорил, умолк.

— Ну как, ловко я тебя поймал? — Усатый ага обнял друга за плечи. — Я от души рад. Замечательная девушка! Лучшей жены не найдешь.

— Спасибо за добрые слова, но дело есть дело. Революционер принадлежит революции.

— Вот-вот! — подхватил Усатый ага. — И дети мои ни при чем. У тебя тоже должны быть дети.

— Ладно, друг, не будем больше об этом. — Мустафа попытался закончить разговор шуткой: — Я к Нине еще сватов не засылал. Да и соперник у меня серьезный — Абдулали…

— Да ведь он женат! — воскликнул Усатый ага. — Но ты шутишь?

Мустафа усмехнулся:

— Я-то шучу, а он, кажется, готов меня убить.

— А что Нина?

— Она его презирает.