Бухарин. Политическая биография. 1888 — 1938

Если вообще нужны были дополнительные доказательства, то бесполезность компромисса со Сталиным была снова продемонстрирована месяц спустя, когда он завершил завоевание «вотчин» Бухарина и Томского. Во время одного из своих редких выступлений в Коминтерне он лично подал сигнал к захвату этой международной организации. Это произошло на заседании ИККИ 19 декабря. На повестку дня был поставлен вопрос о твердой антисталинской оппозиции в руководстве немецкой компартии. Заклеймив «трусливый оппортунизм» бухаринских сторонников в Исполкоме — Эмбер-Дро и Таски, Сталин предложил изгнать из партии немецких правых и «примиренцев»: «…нельзя терпеть дальше существование таких людей в составе Коминтерна» ^{1191}. Несмотря на протесты Бухарина в Политбюро, скоро последовала волна исключений, затронувшая, в числе прочих, Брандлера и Тальгеймера. Параллельно шла подготовка к репрессиям и в других партиях, и в 1929 г. произошли массовые исключения зарубежных коммунистических руководителей, бывших союзниками Бухарина или сочувствующих ему ^{1192}. Сталинский захват центрального аппарата Коминтерна символизировала фигура Молотова, пришедшего там к власти и не обладавшего необходимыми данными для работы в области международной политики, как и сам Сталин.

Падение Томского, чему предшествовала такая же закулисная подрывная деятельность, как и в московской парторганизации, произошло на VIII съезде профсоюзов 10–24 декабря. К началу ноября сталинская кампания дискредитации руководства спровоцировала жалобы со стороны профсоюзных работников на «такую атмосферу, что совершенно невозможно работать» ^{1193}. После открытия съезда Томский и его сторонники в руководстве профсоюзов оказались в меньшинстве среди партийных делегатов, контролировавших повестку дня, и потерпели поражение по двум важнейшим вопросам. В первом случае речь шла об одобрении ноябрьских резолюций Центрального Комитета и, таким образом, официальном согласии профсоюзов с политикой индустриализации, против которой яростно выступало их руководство ^{1194}. Итог борьбы решался в кругу партийцев, но она продолжалась намеками и в дебатах на официальном съезде. Если возглавляемые Куйбышевым сталинисты пели хвалу повальной индустриализации, то Томский и его сотрудники возражали против кампании индустриализации, которая измотает рабочий класс и превратит профсоюзы в «арестные дома». Лебединой песней Томского и возглавляемого им руководства была защита традиционной роли профсоюзов времен нэпа: «…профсоюзы существуют для обслуживания масс» — принцип, который теперь отвергался как «узкая цеховщина» и аполитичный подход. Наступающий порядок был провозглашен новым сталинским лозунгом: «Профсоюзы — лицом к производству!» ^{1195}.

Десятилетие профсоюзного руководства Томского закончилось вторым его поражением. По распоряжению Политбюро делегаты-партийцы проголосовали за кооптацию в Центральный совет профсоюзов пяти членов, назначенных Сталиным. Томский попытался блокировать кандидатуру Кагановича, заявив, что таким образом создается «двоецентрие» и что профсоюзам навязывается «политкомиссар». Потерпев поражение, Томский 23 декабря снова подал заявление об отставке. Заявление было отвергнуто, но он отказался вернуться на свой пост и оставался главой профсоюзов лишь номинально ^{1196}. Томский и почти все профсоюзные руководители (большинство из них, как и сам Томский, были зачинателями большевистского профсоюзного движения) были официально смещены со своих постов в июне 1929 г. Ниспровержение это было настолько массовым и беззаконным, что Каганович счел нужным дать объяснение: «Могут сказать, что это нарушение пролетарской демократии, но, товарищи, давно известно, что для нас, большевиков, демократия — не фетиш…» ^{1197}.

В ноябре-декабре Бухарин, Рыков и Томский перестали быть ведущими членами разделенного руководства, принимавшего решения путем компромисса, и стали оппозиционным меньшинством сталинского Политбюро, безвластным и оказывающим все меньше влияния на политические решения. Если не считать Рыкова, роль их стала менее, чем минимальной. Бухарин формально оставался редактором «Правды» и политическим секретарем Коминтерна, однако, подобно Томскому, в знак протеста в декабре отказался от своих постов и так на них уже не вернулся ^{1198}.