Бухарин. Политическая биография. 1888 — 1938

Они оказались в таком положении потому, что приняли, но проиграли бой оружием закулисной аппаратной политики, в которой Сталин был непревзойденным мастером. За исключением «Заметок экономиста», опубликованных после долгих колебаний в сентябре, Бухарин избегал открытой оппозиции: «Расчет говорит: надо действовать осторожно», — объяснял он Каменеву ^{1199}. Теперь, когда единственной альтернативой было полное молчание, он изменил свое мнение. В конце 1928 г. и в январе 1929 г. он трижды высказывался публично против сталинской «генеральной линии». Все три протеста появились в «Правде» и были обращены к политическому благоразумию и совести Центрального Комитета. И хотя Бухарин воздержался от прямых нападок на Сталина, его гневные слова, вне всякого сомнения, несли на себе отпечаток горячей оппозиционности.

Первое выступление было сделано 28 ноября, когда Бухарин произнес речь перед рабоче-крестьянскими корреспондентами (он способствовал деятельности этих рядовых граждан, видя в ней средство борьбы с неправомочными действиями начальства) ^{1200}. В выражениях более откровенных и менее специальных, чем в «Заметках экономиста», он начал с осуждения индустриальной политики «сумасшедших людей», мечтающих только о прожорливых гигантских сооружениях, которые годами «ничего не дают, а берут они огромное количество средств производства… и средств потребления». Они безучастны к сельскому хозяйству, их не волнует, что для получения хлеба у крестьян нужны потребительские товары, что крестьяне «схватились местами за ружье», они могут лишь орать: «…даешь металл, а хлеб — не наша забота». Их глупость грозит бедой: «…если бы какие-нибудь сумасшедшие люди предложили сейчас строить вдвое больше, чем мы это делаем, то это означало бы именно политику сумасшедших, потому что тогда голод на промтовары обострился бы у нас в несколько раз… а промтоварный голод означает хлебный голод».

Но эта политическая «глупость», продолжал Бухарин, отражает еще больший порок: «…партработники превращаются в чиновников». Подобно провинциальным чиновникам старого режима они ведут себя как «бюрократические истуканы», делают, что им заблагорассудится, узурпируют власть и душат инициативу, тогда как нужно «больше инициативы, местной, групповой, личной», и защищают себя кумовством, никому ни в чем не отдавая отчета. Хуже всего, партийные бюрократы позабыли, что «от нашей политики зависит в значительной степени судьба многих миллионов людей». Для них «нет принципиальной разницы между человеком и бревном, для бюрократа важно, чтобы он сам был чист перед начальственным оком — и только». И поскольку для бюрократа «бумажка есть стопроцентное оправдание», партийные бюрократы готовы принять любую выдумку «коммунистического чванства», любое «мошенническое бюрократическое „произведение“, в том числе и политику „сумасшедших людей“». Речь Бухарина вторила Троцкому, но более непосредственно отражала его собственное давнее опасение, что партийные функционеры превратятся в чванливую привилегированную элиту; она представляла собой уничтожающее обвинение в разложении партийного аппарата при Сталине.

«Комчванство» было темой его следующего публичного выпада — статьи в «Правде» от 20 января 1929 г. ^{1201}. На одном уровне он анализировал техническую революцию на Западе, а на другом — косвенно обвинял сталинское руководство в экономической безответственности и некомпетентности, в составлении планов индустриализации, основанных не на последних достижениях науки и техники, не на «объективности статистики, ее приспособлении к действительности», а на «бюрократической канцелярской переписке», «субъективных желаниях» и «комчванстве». Бухарин предсказывал, что отрицательные последствия этого будут поистине огромны, поскольку при плановой, централизованной экономике «неслыханная концентрация средств производства, транспорта, финансов и т. п. в руках государства… любой просчет и любую ошибку обнаруживает в ее общественных размерах». Игнорировалась та «историческая истина», что «мы победим при научном хозяйственном руководстве или же мы не победим вовсе».