Бухарин. Политическая биография. 1888 — 1938

Как подтвердил Молотов в одном из нечастых публичных откровений в 1936 г., дискуссия развернулась между сторонниками полной непримиримости к фашизму и конкретно к нацистской Германии и сталинской группой, стремившейся к улучшению советско-германских отношений ^{1454}. Как и большинство европейских государственных деятелей, советские руководители имели самые разные и зачастую расплывчатые представления о фашизме. Все они видели в нем порождение кризиса капиталистического общества и острой потребности буржуазии в открытой (в отличие от замаскированной парламентской) «диктатуре капитала». Однако это положение оставляло место для весьма различных толкований. Для Сталина оно означало, что появление нацизма — всего-навсего иной разновидности капиталистического режима — не обязательно должно положить конец особым отношениям, завязавшимся в 1922 г. между двумя изгоями послевоенной Европы — Советским Союзом и Германией. Он подчеркнул это обстоятельство для партийцев (и для Гитлера) в своей речи на XVII съезде в январе 1934 г.: «Но дело здесь не в фашизме, хотя бы потому, что фашизм, например, в Италии не помешал СССР установить наилучшие отношения с этой страной» ^{1455}. Неясно, предвидел ли Сталин уже в 1934 г. возможность договора о сотрудничестве типа заключенного в 1939 г. пакта между нацистской Германией и Советским Союзом. Ясно одно, что даже в период прозападной ориентации Советского Союза в середине 30-х гг. он предпочитал советский вариант политики умиротворения Гитлера и наилучшие с ним отношения, для достижения чего прибег к методам тайной дипломатии ^{1456}.

Бухарин был выразителем противоположной точки зрения. Он был с самого начала убежден, что гитлеризм «отбрасывает на мир черную, кровавую тень» ^{1457}, и стал ярым защитником бескомпромиссного антифашизма и коллективного сопротивления нацистской Германии. На том же партсъезде, где произошло его возвращение на политические вершины, он окольным образом отверг утверждение Сталина о том, что природа фашизма не играет никакой роли. Он утверждал, что к фашистской идеологии, примером которой является гитлеровская «Майн кампф», следует отнестись со всей серьезностью. Проповедуемые в ней «открытый разбой, открытая скотская философия, окровавленный кинжал, открытая поножовщина» уже практикуются в самой Германии. Ярый антибольшевизм Гитлера, его требования жизненного пространства для Германии за счет России и открытый призыв «разбить наше государство» делают его внешнеполитические намерения «совершенно ясными». Немецкие аппетиты в отношении западных территорий Советского Союза и японские амбиции в Сибири, отметил Бухарин с пророческим юмором висельника, очевидно, означают, «что где-то на одной из домн Магнитки нужно поместить все 160-миллионное население нашего Союза». Он завершил свое выступление опровержением правомерности сталинского принятия нацистского режима: «Вот это звериный лик классового врага! Вот кто стоит перед нами и вот с кем мы должны будем, товарищи, иметь дело во всех тех громаднейших исторических битвах, которые история возложила на наши плечи» ^{1458}.

На протяжении последующих трех лет в частных разговорах, в публичных выступлениях и на страницах «Известий» Бухарин настойчиво проводил мысль о неизбежности войны с Германией и «политике безопасности» совместно с западными правительствами. Для тех из советских руководителей, кто стоял за умиротворение Гитлера, он подчеркивал коренную несовместимость между природой коммунизма и «скотством и расизмом» фашизма, равно как и непримиримость к гитлеровской Германии, сделавшей войну основой внешней политики, а захват Советской России — своей целью. Он напоминал большевикам, что западные демократии есть «добро» по сравнению «со средневековьем и фашизмом» ^{1459}. Для сторонников умиротворения нацизма на Западе он подчеркивал «исторические уроки» 1914 г. и ту общую опасность, которую представляют собой нацисты для Англии, Франции, Австрии, прибалтийских государств, Финляндии и даже США. Он предостерегал в 1935 г., что в случае победы Германии над СССР Гитлер получит «мощную сырьевую базу» и начнет «второй тур операций „немецким мечом“, на этот раз на Западе» ^{1460}.