Бухарин. Политическая биография. 1888 — 1938

Хотя Бухарин оставался на воле и даже мог свободно передвигаться по стране, полученная передышка вряд ли принесла ему утешение. Он знал, конечно, что стоит первым среди тех, у кого, как много лет спустя написал поэт Евтушенко, «внутри светился смертный приговор, как белые кресты на дверях гугенотов» ^{1498}. Хотя до 16 января 1937 г. Бухарин числился редактором «Известий», он утратил над газетой контроль (наверное, в августе) и вернуть его больше не смог ^{1499}. А Сталинские интриги с окончанием следствия не прекратились. В конце сентября Сталину удалось заменить главу НКВД Ягоду, чьи связи с бухаринцами в 1928–1929 гг. не располагали его к преследованиям против них, поборником террора Ежовым, которому предстояло провести главное наступление генсека на партию в 1937–1938 гг. Назначение Ежова ускорило подготовку ко второму открытому процессу старых большевиков, включавших на этот раз друзей Бухарина, Пятакова и Радека. Они обвинялись также в шпионаже и диверсиях ^{1500}. Бухарина окружала теперь атмосфера «неослабевающего террора», которым заправлял «гений дозировки» ^{1501}. 7 ноября он с женой наблюдал за праздничными торжествами со скамей для зрителей, а не с трибуны Мавзолея, отведенной для высшего руководства. Тут к ним подошел часовой. Как вспоминает жена Бухарина: «Я решила, что он предложит Н. И. уйти с этого места или идет арестовать его, но часовой отдал честь и сказал: „Товарищ Бухарин, товарищ Сталин просил передать Вам, что Вы не на месте стоите, и просит Вас подняться на Мавзолей“» ^{1502}. Через месяц Бухарина не включили в состав комиссии по разработке окончательного варианта конституции, и печать снова начала намекать на его связи с «врагами народа» ^{1503}.

Процесс Пятакова, Сокольникова, Радека и 14 других начался 23 января 1937 г. Подсудимые снова немедленно дали заготовленные показания, изобличающие Бухарина и Рыкова; на этот раз им вменили в вину диверсии и измену родине, равно как и убийства. Через семь дней фальсифицированных обвинений и фанатических показаний суд признал всех 17 подсудимых виновными и не приговорил к смертной казни (временно) лишь Радека, Сокольникова и двух других ^{1504}. В течение следующих недель несколько менее видных бухаринцев были «подвергнуты соответствующей обработке» в подвалах НКВД, а «показания» их были доставлены Бухарину, с целью своего рода «душевной пытки». Бухарин, который, скорее всего, практически уже стал пленником в своей кремлевской квартире, начал голодовку; этот печальный протест должен был придать дух противникам террора в ЦК, собиравшимся встать на защиту этого последнего рубежа ^{1505}.

С 1917 г. это был самый судьбоносный Пленум Центрального Комитета. Он был созван 23 февраля 1937 г. Противники террора отдавали себе отчет в том, что для его предотвращения им надо было не допускать исключения Бухарина из партии и его ареста, все еще являвшихся прерогативой ЦК. Если бы Бухарина заклеймили как врага народа, то никто не смог бы чувствовать себя в безопасности. По той же самой причине Сталин тщательно подготовился к решающему столкновению. За пять дней до этого Орджоникидзе, бывший наиболее влиятельным противником террора, был убит или принужден покончить жизнь самоубийством. Поэтому после открытия пленума либеральная фракция, ряды которой сильно поредели, боролась с осмелевшими сталинистами за завоевание уже запуганного большинства ЦК. Намечалось обсудить несколько вопросов, однако, на самом деле в повестке дня был всего лишь один пункт — «исключение Бухарина и Рыкова» ^{1506}. Оба оставались еще кандидатами в члены ЦК и присутствовали на пленуме.

Раздав делегатам составленные НКВД материалы по делу Бухарина и Рыкова, Сталин и его приспешники выступили с требованием их ареста как «наемных убийц, вредителей и диверсантов, находящихся на службе фашизма». По утверждению Сталина и его союзников, выдвинутый им десять лет назад тезис об обострении классовой борьбы по мере приближения к социализму получил блестящее подтверждение в результате разоблачения этих заговорщиков, «прикрывающихся партбилетом и маскирующихся большевиками». Их требования вызвали примечательный диалог между Бухариным и Молотовым. Бухарин: «Я не Зиновьев и не Каменев и лгать на себя не буду!» — Молотов: «Не будете признаваться — этим и докажете, что вы фашистский наймит, они же в своей прессе пишут, что наши процессы провокационные. Арестуем — сознаетесь!» ^{1507} Зная, что арест неминуем, по возвращении домой с этого заседания Бухарин составил письмо к «Будущему поколению руководителей партии» и попросил жену выучить его наизусть.