Бухарин. Политическая биография. 1888 — 1938

Он избрал Николаевского, чтобы («с мыслью о будущем некрологе») поделиться с потомками своими взглядами на исторические факты. Несмотря на меньшевизм Николаевского, он доверял ему, возможно, из-за его репутации архивного работника и марксистского историка, а также из-за того, что тот приходился дальним родственником Рыкову. Сначала Бухарин осторожно беседовал с ним об общих знакомых, о далеких событиях и философских вопросах. Но их частные разговоры растянулись на весь март и апрель, сделались более интимными, и, наконец, Бухарин, иногда колеблясь и обиняками, стал рассказывать о важнейших сторонах борьбы в советском руководстве после дела Рютина, о своей собственной роли и поделился взглядами на внутреннюю и внешнюю политику. Основываясь на этих разговорах (и, возможно, позднейших сообщениях Бухарина), Николаевский анонимно опубликовал восемь месяцев спустя знаменитое «Письмо старого большевика», примечательнейший документ и источник большей части имеющихся у нас сведений о политической борьбе в Советском Союзе в 30-е гг. ^{1486}. У Николаевского и у некоторых других, включая старого товарища по Коминтерну, советовавшего Бухарину остаться за границей и организовать антисталинскую газету, осталось впечатление, что Бухарин с отчаянием смотрел на свою собственную судьбу и на будущее Советского Союза под властью Сталина. Зачем же он тогда возвращается назад, спрашивали они. Из ответов Бухарина можно было понять, что он полон решимости сыграть до конца свою политическую и символическую роль в партии: «Как не вернуться? Стать эмигрантом? Нет, жить, как вы, эмигрантом, я бы не мог, нет, будь, что будет…» ^{1487}.

Бухарин вернулся в Москву в конце апреля 1936 г., когда сталинская подготовка к большому террору близилась к завершению. Террор должен был начаться с процесса и расстрела Зиновьева и Каменева, уже находившихся под арестом по обвинению в организации «троцкистско-зиновьевского террористического центра», совершившего покушение на Кирова и готовившего убийства членов сталинского руководства. В своей первой статье в «Известиях» по возвращении из-за границы Бухарин привлек внимание «интересующихся» к отчаянному положению. Статья эта, посвященная якобы всенародному обсуждению новой конституции, начиналась с цитаты из Макиавелли (знакомый эзоповский прием) и затем переходила к теме: все фашистские режимы действуют за фасадом «политической фикции, обманной идеологической декорации» ^{1488}. 18 июня Горький, который был влиятельным противником надвигающегося террора, умер при весьма загадочных обстоятельствах. В своем некрологе Бухарин оплакивал кончину «великого пролетарского гуманиста» и «певца разума» ^{1489}. В последующие недели обвиняемые по «делу» Зиновьева и Каменева начали в ходе следствия сознаваться в выдуманных преступлениях.

6 июля Бухарин напечатал статью, которая, как он, очевидно, знал, станет последней. Заглавие статьи («Маршруты истории — мысли вслух») снова привлекло внимание читателей к ее исключительному значению как своего рода завещания Бухарина ^{1490}. В ней неоднократно поднималась тема об «истинном» направлении событий в стране и за рубежом. Бухарин начал с анализа. «Сейчас все говорят о сталинской конституции», однако подлинное значение имеет закулисное «сплочение, консолидация» сталинского режима и грядущее уничтожение всех, сопротивляющихся ему. Чтобы ни у кого не сложилось неверного впечатления о том, что его тезис о связанном с фашизмом «зверском мордобое, угнетении, насилии, войне» относится только к Германии, Бухарин снова отметил: «Сложная сеть декоративного обмана (в словах и в действиях) составляет чрезвычайно существенную черту фашистских режимов всех марок и всех оттенков».

Политическое завещание должно быть обращено к будущему. И здесь наряду со своим отчаянием по поводу настоящего Бухарин, по-видимому, хранил надежду на благополучный исход будущих событий. Из Европы он возвратился с вдвойне укрепившимся убеждением в стабильности нацистской Германии и исходящей от нее опасности, а также в необходимости ориентировать советскую дипломатию на Англию ^{1491}. Он давал понять, что Сталин готовится теперь отказаться от антифашизма и во внешней политике; однако эти «авантюристские иллюзии» не могут предотвратить неизбежного столкновения с Германией, и Советскому Союзу все равно суждено послужить оплотом борьбы «против фашистской войны и фашистской контрреволюции». В грядущей «великой исторической драме» каждый советский гражданин должен сохранить преданность социализму и уверенность в его победе в Советском Союзе, победе, как Бухарин, очевидно, продолжал надеяться, сталинизм не может помешать.