Бухарин. Политическая биография. 1888 — 1938

В переходную эпоху, когда одна производственная структура сменяется другой, повивальной бабкой становится революционное насилие. Это революционное насилие должно разрушить оковы развития общества, т. е., с одной стороны, старые формы «концентрированного насилия», ставшего контрреволюционным фактором, старое государство и старый тип производственных отношений. Это революционное насилие, с другой стороны, должно активно помочь формированию новых производственных отношений, создав новую форму «концентрированного насилия», государство нового класса, которое действует как рычаг экономического переворота, изменяя экономическую структуру общества. С одной стороны, следовательно, насилие играет роль разрушающего фактора, с другой — оно является силой сцепления, организации, строительства. Чем больше по своей величине эта «внеэкономическая сила»… тем меньше издержки переходного периода при прочих равных условиях, конечно, тем короче этот переходный период, тем скорее устанавливается общественное равновесие на новой основе и тем быстрее кривая производительных сил начинает подниматься кверху.

И здесь революционное принуждение, поскольку оно приводило к «общему экономическому развитию», не похоже на предшествующее «чистое насилие» «дюринговского типа» ^{384}.

Нетрудно заметить, какими опасными последствиями было потенциально чревато бухаринское рассуждение о том, что, пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью, «…является методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи…» ^{385}. Каким угодно злоупотреблениям могли давать (и давали) рациональное обоснование, прибегая к такому, например, аргументу, что эксплуатация рабочего класса при диктатуре пролетариата невозможна. Утверждение, что рабочее государство по самой своей сути не может эксплуатировать рабочих, вело к оправданию целого ряда зол, потому что они «прогрессивны». Менее очевидны, возможно, убедительность и историческая справедливость его положения о роли принуждения в закладке фундамента нового общественного строя. В истории мало примеров, когда для восстановления спокойствия и порядка в обществе, переживающем революционные сдвиги, не понадобилось бы употребить значительную силу. К сожалению, аргументация Бухарина была затемнена и ослаблена вспомогательными теоретическими отступлениями и недоговоренностью.

Теоретические отступления были связаны с его убеждением, что традиционные категории политэкономии неприменимы к послекапиталистическому обществу; это положение придавало его анализу экономики переходного периода оттенок ультрареволюционности. Марксизм, другими словами, использовал «диалектико-историческую» методологию: категории и экономические законы, которые рассматривал Маркс, относились только к капиталистическому товарному производству. Бухарин писал: