Бухарин. Политическая биография. 1888 — 1938

Бухарин однажды высказался об исторической работе Покровского: «Не ошибается тот, кто ничего не делает» ^{402}. Это изречение вполне применимо по отношению к «Экономике». Основные недостатки книги отражали дефекты «военного коммунизма». Бухаринский анализ не касался будущих долгосрочных экономических проблем Советской России: проблем капиталовложений и накопления, отношений между промышленностью и сельским хозяйством, развития экономики в целом, количественно и качественно. Отсутствовала «проза экономического развития», по определению Ольминского. Восхваление роли нового «сознательного регулятора» не представляло собой экономической программы. По сути дела, «Экономика» касалась проблем нарушенного равновесия и издержек революции; и ошибка Бухарина, как он сам вскоре понял, заключалась в распространении этого опыта на весь переходный период. Его обвинение против социал-демократов было в такой же мере применимо по отношению к нему самому. Включая разрушительную стадию в трансформационный процесс, он также создавал впечатление, что социализм явится внезапно, как deus ex machina. Воистину, «будто увенчанные миртом девы и юноши в гирляндах возвещают пришествие четырех всадников Апокалипсиса» ^{403}.

Всякий, кто воображает, что большевики в отличие от традиционных политиков умели действовать сообща, решительно, с политической изворотливостью всякий раз, когда это было необходимо, должен вспомнить о том, как произошел отказ от «военного коммунизма». По меньшей мере шесть месяцев прошло между очевидным банкротством политики «военного коммунизма» и мартом 1921 г., когда она была наконец отброшена ^{404}. В конечном счете «военный коммунизм» закончился, как и начинался — ответом на кризис, а также в обстановке резких партийных разногласий, на этот раз — по вопросу о роли советских профсоюзов.

Тревога за «экономическое строительство» фактически началась в начале 1920 г., когда победа в гражданской войне казалась очевидной, только отсроченной летом и осенью неожиданной кратковременной войной с Польшей и решающей кампанией против белой армии. К январю 1921 г. было официально признано, что экономическая разруха достигла в Советской России катастрофической степени ^{405}. Нехватка промышленной и сельскохозяйственной продукции выросла в общенациональный общественный кризис. Измученные голодом большие города опустели; недовольство в деревне превратилось в открытую вражду к правительству; крестьяне все чаще оказывали сопротивление продотрядчикам и другим представителям власти. В стране действовали крестьянские отряды. Перед партией замаячила перспектива новой гражданской войны, и она еще больше почувствовала изоляцию от своих бывших сторонников — трудящихся масс ^{406}.

В реакции большевистских лидеров, как в калейдоскопе, сменялись проявления крайней решительности и полупаралича. Вожди выступали с совершенно нетипичными для них предложениями. В феврале 1920 г. Троцкий предложил заменить произвольную реквизицию зерна — основное звено «военного коммунизма» — продналогом. Хотя он и не призывал к восстановлению рыночного обращения, его предложения на год предвосхитили этот первый шаг нэпа [26]. Получив отпор со стороны Ленина и ЦК, он незамедлительно снова впал в «общепринятую ошибку», став поборником «милитаризации труда» как выхода из тупика ^{407}. Осинский, в то время самый заметный критик антидемократических норм в партийных и государственных учреждениях, призывал к усилению принудительных мероприятий в деревне и к проведению под государственным контролем принудительной посевной кампании. Ленин получал все более мрачные отчеты от должностных лиц на местах о положении в деревне и о последствиях бюрократической бесхозяйственности, но откликнулся лишь тем, что с оговорками одобрил план Осинского. Позднее он назначил комиссию Политбюро для рассмотрения «кризиса в крестьянстве», ничего больше не предприняв. Замена принудительной реквизиции продовольственным налогом с сохранением у крестьян излишков не обсуждалась в Политбюро до начала февраля 1921 г. ^{408}. Руководители все еще рассматривали «военный коммунизм» «как универсальную всеобщую и …нормальную форму экономической политики победившего пролетариата» ^{409}. И как бы для того, чтобы утвердиться в этой вере, они усугубили уже сделанные ошибки, национализировав в конце ноября 1920 г. все оставшиеся частные предприятия, не считая самых мелких.