Булат Окуджава: «…От бабушки Елизаветы к прабабушке Элисабет»

Сиро оставалась неописуемой красавицей, и Миша безумно её ревновал, закатывал сцены, хотя она была строгих правил и поводов для ревности не давала. Так жить было уже невозможно. Она тоже работала в академии техником-конструктором, и коллеги, знавшие о её беде, уговаривали, чтобы она написала жалобу в партком. Но она не стала писать ни в какие парткомы, а пошла сразу к начальнику академии и сказала: «Я ничего у вас не прошу, вы всё знаете сами, — сделайте так, чтобы мы с дочерью могли жить спокойно».

И он без развода разделил их квартиру в профессорском академическом доме на две комнаты в этом же доме, но в разных подъездах. Это вообще невероятно было в те строгие времена: был 1953 год, ещё Сталин был жив. А потом Сиро с Мишей окончательно развелись.

12

Сильва, человек безграничного мужества, всю жизнь лечила свою Люлюшку. Чего она только не перепробовала: и официальную медицину, и народные средства, и на море в Ялту возила девочку каждый год. Ей говорили, что дочь её вообще неизлечима, да так, наверное, оно и было, но это — если не знать Сильву. Сильва не умела проигрывать, победила она и на этот раз. Луиза практически полностью выздоровела, только небольшой горб остался у неё напоминанием о страшной болезни.

Но жизнь всё равно оставалась неспокойной — постоянно ждали какой-нибудь неприятности. Мало того, что у мужа, Николая Ивановича, происхождение подкачало, так теперь ещё у них живёт вражеский сынок Булат. А началась война, так и второго сынка бабушка из Москвы привезла…

Маленький Юра, сын Николая Ивановича, после развода родителей жил с мамой, а выходные проводил у отца с Сильвой. Обычно в субботу за ним приходил отец, потом, переехав летом 1940 года из Москвы к тёте Сильве, стал приходить Булат. И вот через какое-то время вдруг выяснилось, что Юра уже три года не ходит в школу. Каждое утро он аккуратно выходил из дома с портфелем и завтраком, причём школа была в десяти метрах от дома, но до школы он не доходил. Мама работала, у неё не оставалось времени проконтролировать сына. Что делать? Опять ситуацию спасла Сильва — она сумела устроить Юру в суворовское училище.

^{Луиза Налбандян. Надпись на обороте: «Непременно будущий медик. 1937 г., Кировокан»}

Луиза после окончания школы поступила в консерваторию. Она думала стать врачом, как папа, но мама настояла на консерватории, — ведь Луиза и музыкальную школу окончила. Может быть, привыкнув к многолетнему страху за дочь, Сильва боялась отпускать её далеко от дома? А консерватория — она вот, прямо под окнами, только выйти и перейти улицу. Пианино в доме было уже давно — Сильва его однажды выиграла в лотерею. Музыкальные данные у Люлюшки были замечательные, она прекрасно играла на фортепиано и пела. Поэтому в консерватории она училась с удовольствием и успешно окончила её.

В первый день войны практичная мудрая Сильва послала мужа с племянником в магазин.

По радио гремели военные марши. Я выглянул в окно — всё было прежним.

— Вот что, — сказала тётя Сильвия дяде Николаю и мне, — бегите в магазин и купите побольше масла… Я знаю, что такое война!..

Мы отправились в магазин. Народу было много, но продукты, как обычно, лежали на своих местах. Мы купили целый килограмм масла.

— Может быть, ещё? — спросил я.

— Ты сошёл с ума! На нас уже смотрят. Стыдно.

Мы принесли то масло домой. Кто знал, что война так затянется?[29]

Конечно, Сильва племянника своего не собиралась отпускать на фронт. И уж кто-кто, а она смогла бы освободить его от военной службы. Но надобности такой не было: в то время призывной возраст для не окончивших школу был девятнадцать лет, а Булату только-только стукнуло семнадцать.

И здесь, конечно, нельзя не посочувствовать биографам Булата Окуджава, «открывшим», что не был Окуджава никаким добровольцем. Да, почитав их изыскания, скорее уж его хочется назвать дезертиром. Правда, биографы вслух сказать это стесняются, предоставляют догадаться самому читателю.

Дмитрий Быков пишет:

В августе его наконец призвали, и здесь мы тоже сталкиваемся с противоречием: по идее, его должны были отправить на фронт уже в мае, по достижении полных восемнадцати.

А вот что об этом говорит не беллетрист, а учёная дама: