Булат Окуджава: «…От бабушки Елизаветы к прабабушке Элисабет»

Под одной из этих фотографий подпись: «Нижний ряд (слева направо): Шалико, Оля, Маня, Вартан Мунтиков. Верхний ряд (справа): Галактион Табидзе. 1931». Первые трое — это отец Булата и две его тёти, родные сёстры отца. Но перечислены пять человек, на фото же их шестеро. Названы все, кроме пожилого человека, стоящего слева от Галактиона Табидзе. Может быть, это — человек случайный, отношения к семье не имеющий, и, чтобы не перегружать читателя ненужной информацией, Булат Окуджава его не называет? Отнюдь. Человек этот не только не случайный знакомый, но один из ближайших родственников семьи Окуджава. Более того, в самом тексте романа он упоминается на первой же странице. Остаётся единственное объяснение — Булат Шалвович не знал этого человека в лицо.

Кто же он, человек, на плечо которого положил руку муж Оли Галактион Табидзе? Меня давно занимал этот вопрос, но долго никто не мог прояснить мне эту тайну. У кого-то из родственников тех, кто снят на этом снимке, я видел такую же фотографию в семейных альбомах, но и они не могли мне помочь. Ответ пришёл совершенно неожиданно. Будучи в Тбилиси, я познакомился с двоюродным братом Гиви Окуджава, того Гиви, про которого Булат Шалвович написал одно из самых пронзительных своих стихотворений:

На откосе, на обрыве
Нашей жизни удалой
Ты не удержался, Гиви,
Стройный, добрый, молодой…

Двоюродного брата зовут Отар Дзимистаришвили. Он-то первым и назвал мне имя неизвестного человека с фотографии.

Оказалось, что это Максим Гавриилович Киквадзе, дядя Шалико, Оли и Мани Окуджава, присутствующих на фотографии. Его жена Макрине Павловна была родной сестрой их матери Елизаветы.

Мне захотелось побольше узнать об этом человеке. Не знаю, почему, но когда я долго вглядываюсь в незнакомые лица на старых фотографиях, мне хочется узнать, о чём в момент съёмки думали эти люди, что у них вообще было на душе и что с ними произошло дальше. Иногда мне начинает казаться, что они что-то пытаются рассказать…

Судьба Максима Киквадзе и его семьи сложилась трагически, как и многих, кому выпало жить в первой половине двадцатого века. Максиму же и трём его сыновьям не повезло вдвойне: они были родственниками семьи Окуджава.

В подписи под фотографией есть ещё одна неточность — это год. Фото никак не могло быть сделано в 1931 году, хотя бы потому, что Оля Окуджава в том году отбывала ссылку в крымском местечке Карасубазаре (первоначально она была сослана вместе с братьями Мишей и Колей в Среднюю Азию, в Крым же была переведена позже по состоянию здоровья, тогда такое ещё было возможно).

Фотография сделана в 1926 году в Цагвери, близ Боржоми, где тогда только что получил дачу старший брат Шалвы Михаил Окуджава. Это был большой двухэтажный деревянный дом, расположенный в сосновом лесу, и там собрались многочисленные родственники, чтобы вместе провести лето, наслаждаясь чистейшим воздухом и минеральными водами, бьющими из источников.

1

Дела Михаила Окуджава давно уже были далеко не хороши — после того как в первой половине 1922 года он, будучи секретарём ЦК ВКП (б) Грузии, вместе с самыми видными грузинскими коммунистами резко выступил против вхождения Грузии в Советский Союз в составе Закавказской федеративной республики, в которую, по мнению Сталина, кроме Грузии, должны были войти Армения и Азербайджан. Это унижало все три республики, но у Сталина были свои соображения на этот счёт. Михаил же отстаивал право Грузии на статус отдельной республики в составе Союза.

Михаила и его друзей горячо поддерживал Ленин, но силы вождя уже были на исходе, он не контролировал ситуацию в стране и партии. Видя, как Сталин, склоняя на свою сторону одного за другим членов Политбюро, совершенно перестал с ним считаться, Ленин обратился к своему старому другу-противнику Троцкому. Конечно, вдвоём они могли бы переломить ситуацию, но здоровье Ленина стремительно ухудшалось, и к концу 1922 года он уже не только не обладал какой бы то ни было властью в стране, но и над собой потерял всякую власть. Он превращался в растение… Троцкий же, оставшись в одиночестве, уже ничего не смог сделать для грузинских товарищей.

Это наделавшее тогда много шума «грузинское дело» было началом конца. Ничто уже не могло остановить рвущегося к неограниченной власти Сталина, ничто не могло спасти от неотвратимо приближающейся гибели его противников, и не только противников, но и сторонников, друзей, родственников. Но этого ещё никто не понимал.

19 октября ЦК компартии Грузии заявил, что будет ходатайствовать о вхождении в СССР не Закавказской федерацией, а отдельной республикой. В тот же день один из инициаторов этого заявления секретарь ЦК КП Грузии Михаил Окуджава постановлением Заккрайкома был снят со своего поста. В ответ на это весь состав грузинского ЦК принял решение выйти в отставку.

…Теперь Михаил занимал куда более скромную должность председателя Госплана Грузии, но до исключения из партии и первого ареста ещё оставалось около года.