Булат Окуджава: «…От бабушки Елизаветы к прабабушке Элисабет»

Кстати, из автобиографии Виктора мы узнаём одну интересную подробность — в школе в Шамордине он был редактором стенной газеты. Это говорит, наверное, о его склонности к слову и ещё раз подтверждает, что четвёрка по русскому в аттестате была незаслуженной.

Студент МИИГАиК Виктор Окуджава получил место в общежитии, но всё равно в разное время жил у тёти Мани, иногда по нескольку месяцев. Почему — станет ясно ниже.

Уже в конце первого семестра декан геодезического факультета Г. В. Багратуни пишет директору института докладную:

Студент 1 курса Геодезического факультета Окуджава В. с половины ноября месяца сего года перестал ходить на занятия, а с 4 декабря выехал совершенно из общежития. Все запросы деканата — вызвать его в деканат для объяснения — остались без последствий: Окуджава в институт не являлся.

Прошу отчислить Окуджава из числа студентов, как порвавшего связь с институтом, не выдавая ему стипендию за декабрь месяц.

Доцент Багратуни. 25 декабря 1952 года.

В ответ на это 10 января появляется справка из клинической больницы имени Боткина, согласно которой

…студент Окуджава В. Ш. тяжело болен (острый нефрит, фолликулярная ангина) и с 6 декабря по настоящее время находится в клинике на излечении.

В конце января Виктор появляется в институте, и декан предлагает ему оформить академический отпуск. Окуджава соглашается, после чего снова пропадает. И 16 марта декан снова пишет директору:

На 1 курс геодезического факультета поступил в сентябре студент Окуджава. За месяц до начала экзаменационной сессии он прекратил посещать занятия и предоставил 22 января справки о болезни. Ему было предложено оформить дальнейшее пребывание в институте, но несмотря на многочисленные вызовы со стороны деканата, он не являлся в институт, прекратив тем самым всякую связь с институтом. Учитывая всё вышеизложенное, деканат просит Вас об отчислении студента Окуджава, как порвавшего связь с институтом.

Приказ об отчислении вышел 21 марта 1953 года.

Снова в институте Виктор появился в начале лета. 2 июня он написал заявление, из которого выходило, что он в марте снова попал в больницу. Все справки были приложены, и заканчивалось заявление так:

После выхода из больницы я узнал, что меня отчислили, но учиться я хочу и учился до болезни добросовестно, и хотя вина за отчисление ложится целиком на меня, я прошу дирекцию восстановить меня в числе студентов.

И его восстановили, оставив на второй год.

Что с ним тогда случилось — непонятно, но явно он что-то чудил. Как прошли два следующих учебных года — тоже неизвестно; во всяком случае, его не выгоняли. Институт Виктору, конечно, не нравился, тем более что не сложились отношения с деканом, но что касается учёбы, всё было в порядке, несмотря на вопиющие нарушения дисциплины. Все экзамены он сдавал на «хорошо» и «отлично».

В 1954 году освободилась мама. Уже 5 ноября того же года она была восстановлена в партии, а в апреле 1955-го устроилась на работу экономистом в Управление общественного питания Мосгорисполкома, где и работала до выхода на пенсию в феврале 1959 года. В том же 1954-м она успела получить прекрасную двухкомнатную квартиру в новом доме на Краснопресненской набережной, и Витя переехал к ней.

— Виктор, дурак, эту квартиру разменял, — с сожалением вспоминала она в 1980-м в разговоре с Гизо Зарнадзе.

Ирина Живописцева тоже вспоминает про эту квартиру, правда, не совсем точно в деталях: