Булат Окуджава: «…От бабушки Елизаветы к прабабушке Элисабет»

Наконец мы приехали. Мы бродили по заброшенному монастырю потрясающей некогда красоты, где тогда среди прочих монашек жила сестра Льва Толстого. А потом монастырь разогнали, и на его территории обосновались средняя школа, детский дом и школа механизаторов. И хотя не стало уже той прежней красоты, но именно таким запомнилось и было мило сердцу Виктора Шалвовича это место. Он озирал окрестности с удивлением, узнавая и не узнавая эти места, этот дом, эту школу… Теперь в доме никто не жил, он был заброшен и полуразрушен. Мы бродили по пустынным комнатам, под ногами хрустели стёкла и осыпавшаяся штукатурка, а Виктор Шалвович показывал, где что стояло…

^{Дом, где жили братья Окуджава, вид сзади}

Сейчас здесь было абсолютно безлюдно, на всём лежала печать разрушения и запустения. Кое-где в не разбитых ещё почему-то окнах висели занавески, но трудно было поверить, что там живут люди. Похоже, Виктор Шалвович был прав — здесь мы никого не найдём. Но меня это не огорчало — мы нашли здание, бывшее когда-то школой, мы нашли дом, где они когда-то жили. Это уже немало.

Мы вышли из дома. Делать здесь больше как будто бы нечего, но ощущения напрасности поездки у меня совсем не было.

Виктор Шалвович указал на соседний, по виду тоже нежилой, домик и сказал, что раньше здесь жил его учитель физики Николай Михайлович Гудков. Про то, что здесь же жила девочка, в которую он был влюблён, он умолчал, хотя та половина дома, что видна была с дороги, как потом выяснилось, была вовсе не гудковская, а именно Варина. Мы подошли поближе. Как ни трудно в это было поверить, но дом был явно обитаем — во дворе спал на привязи большой пёс. При нашем появлении пёс проснулся и удивлённо на нас посмотрел. Потом несколько раз неуверенно прогавкал, делая длинные паузы, чтобы снова с немым вопросом посмотреть на нас. Пока он так удивлялся, мы спокойно прошли мимо него к двери. Но дома никого не оказалось. Потом выяснилось, что там теперь жили совсем другие люди, приехавшие сюда недавно откуда-то издалека и не представляющие для нас интереса.

Мы вернулись на дорогу и пошли ко второй половине дома, которая чуть не полностью вросла в землю и едва угадывалась в сплошных зарослях деревьев и кустарника. С трудом продрались сквозь чащу, и перед нами предстала древняя рассохшаяся дверь в половину, как мне показалось, человеческого роста. Картина очень напоминала фильмы-сказки Александра Роу — вот сейчас дверь откроется, и оттуда выйдет Баба-Яга. Из двери никто не выходил, но в глубине сада раздавались какие-то шорохи, и мы двинулись в том направлении. В земле ковырялся какой-то древний старик. Он поднял голову, и Виктор Шалвович сразу узнал своего учителя физики.

Николай Михайлович бывшего ученика, конечно, не узнал, но когда тот представился, сразу вспомнил и впал в страшное волнение: засуетился, повёл нас в дом, причитая по поводу того, что как же он в таком виде и в таком доме гостей принимать будет.

^{Последняя встреча учителя и ученика. Николай Михайлович Гудков и Виктор Шалвович Окуджава возле родной школы}

В доме по всем комнатам на полу были аккуратно расстелены старые газеты. Он объяснил, что мыть полы ему уже тяжело, а газеты можно убрать, как запачкаются, и постелить новые. Мы предлагали пообщаться на улице, но старый учитель и слышать ничего не хотел — он непременно должен был нас угостить. Увидав в моих руках камеру, он совсем смутился. Решил переодеться в парадное. Чтобы дать ему время прийти в себя, мы вышли прогуляться на речку Серёну и даже искупались в ней. А вернувшись, застали торжественно накрытый стол с невесть откуда взявшимися двумя бутылками водки — одной обычной и одной лимонной, с забытыми уже этикетками советского времени. Тут я понял, насколько Николай Михайлович действительно рад нашему появлению, ведь хранил же он эти бутылки много лет, берёг для самых дорогих гостей. А тут выставил обе, хотя хватило бы вполне и одной, учитывая, что пить могли только двое — ведь я за рулём. С закуской было, правда, бедновато, но закуска у нас с собой была — по пути в Калуге кое-что прихватили.

Мы сели за стол, и они начали вспоминать. Выпивали и вспоминали. Выпили прилично, но по ним этого не было видно. О чём только не говорили, но про соседей Сиваговых Николай Михайлович ничего не сказал, а Виктор спрашивать не стал. Потом мы вместе ещё погуляли по монастырю, и они всё вспоминали, вспоминали…

^{Булат с женой Галиной, братом Виктором и тестем Василием Харитоновичем Смольяниновым на фоне их дома в Шамордине}