Дело в том, что тогда наступило очень непростое для меня время: я расстался со своей первой женой и ушёл из дома. И всякие перипетии, связанные с этим, надолго заставили меня забыть обо всём другом. Он, не зная об этих обстоятельствах, пару раз звонил мне домой и рассказывал моей бывшей жене, как продвигаются дела с загранпаспортом. Потом звонить перестал. Чуть ли не через год я пришёл в себя и стал собираться в Тбилиси. Но Виктор Шалвович сказал, что никуда не поедет, что он паспорт вообще не стал получать, и чтобы я больше не звонил.
Майя Шварц:
— Когда он прекращал общаться, надо было только догадываться, почему он это сделал. Была у него какая-то необыкновенная требовательность к людям, и в этом иногда он бывал неправ. Я ему не раз говорила, что так нельзя, что ты к себе можешь быть требовательным, а к другому — не имеешь права, ты просто от него отойди. Он отвечал: «А я так и делал. Я же просто прекращал отношения, я же ничего не говорил».
Другие люди, в том числе родственники Виктора Шалвовича, тоже говорили, что не понимают, почему вдруг он перестал с ними общаться. Наверное, так бывало в других случаях, но в моём случае, как ни стыдно это признавать, я не могу назвать его поведение необъяснимым.
…В октябре 2003 года мы с моей второй женой вернулись из Тбилиси. Я сразу позвонил Виктору Шалвовичу — была уважительная причина: мы привезли ему письма от родственников и несколько фотографий, сделанных во время поездки. Он не сказал, чтобы я оставил их себе, — и это уже был успех! Он сказал: «Опустите их в почтовый ящик». Ну, ничего-ничего, думал я, всё ещё можно поправить! Раз он заинтересовался, значит, не всё потеряно. Он посмотрит письма, фотографии, ему будет приятно получить весточку от родных, с которыми он давно потерял связь. Потом я ему много чего на словах расскажу, всё и наладится. А затем мы сразу же поедем в Тбилиси, уже вместе. И это будет незабываемая поездка!
Через пару дней мы с женой ехали к нему. Кроме писем и фотографий из Тбилиси, я вёз ещё одно письмо, своё. Но в письме решил не объясняться с ним, а написать просто что-то забавное, а может, и вызывающее к дискуссии. В частности, написал, какие экстравагантные версии нам довелось услышать в Грузии по поводу происхождения фамилии Окуджава.
Вот одна из них.
Несколько сотен лет назад жил в Гурии крестьянин по фамилии Мамаладзе. По-русски его фамилия звучала бы как Петухов. Был ли он человеком задиристым или по какой другой причине носил такую фамилию, но однажды он её подтвердил сполна. Работал он у хозяина, и как-то произошёл между ними конфликт. Может, с оплатой труда неразбериха вышла или ещё чего, а только скандал разгорелся такой, что Мамаладзе-Петухов в пылу ссоры отрезал хозяину уши — сначала одно, а затем другое. Неизвестно, почему такой экстравагантный метод доказательства своей правоты избрал Мамаладзе, — может, в Гурии тогда это было в порядке вещей, но только, убоявшись неминуемого наказания, он бежал. Убежал далеко, в Мингрелию. Там, в маленьком селе, решил остаться жить. Нужно было знакомиться с местными жителями, и он, гордый совершённым поступком, решил увековечить свой подвиг. Он придумал себе кличку из двух слов:
Лет сто тому назад в селе Тамакони в основном жили люди с фамилией Окуджава. По-грузински эта фамилия произносится несколько иначе, чем мы привыкли: вторая буква звучит скорее как
Село Тамакони. Наталья Александровна Окуджава с местными жителями Геннадием Окуджава и Бурджа Окуджава. Фото автора
Эту леденящую душу историю о своём предке и о происхождении своей фамилии рассказали нам жители села Тамакони в Западной Грузии. А за несколько дней до этого в Публичной библиотеке в Тбилиси на нас обратил внимание интеллигентного вида пожилой человек. Представившись потомком очень известного до революции местного коньячного короля Сараджишвили, он предложил нам помочь. Узнав, что мы интересуемся историей происхождения фамилии Окуджава, он обрадовался и через несколько минут принёс книгу о происхождении мингрельских фамилий, недавно вышедшую на грузинском языке. В книге предлагались две версии происхождения фамилии Окуджава. Обе они опирались на корень