Булат Окуджава: «…От бабушки Елизаветы к прабабушке Элисабет»

…Мы подъехали к дому, и моя жена с письмами и фотографиями отправилась не к почтовому ящику, как было велено, а прямо в квартиру, чтобы сделать ещё одну попытку объясниться от моего имени. В конце концов Виктор Шалвович увидит, что у меня уже другая жена, и поймёт, что обстоятельства были действительно нешуточные. Он открыл ей дверь и вопросительно посмотрел. Она представилась и начала было что-то говорить, но он её перебил: «Я не хочу ничего слышать об этом господине!»

Жена вернулась обескураженная. Но меня эта его фраза как раз не смутила: в ней я расслышал жестокую обиду, но не равнодушие. Ничего-ничего, он прочтёт моё письмо, письма своих родственников, где они всякие хорошие слова обо мне говорят, и всё поправится. Надо будет позвонить ему ещё раз через какое-то время. Тем более что у меня есть уважительная причина для звонка — в конце своего письма я хитро вставил просьбу дать мне повторно адрес Василия Киквадзе, а в этом он, точно, не откажет…

Я выждал недельку-другую и позвонил. Но к телефону никто не подошёл. Правда, Виктор Шалвович и раньше подолгу не брал трубку. Я продолжал упорно звонить. Но никто не взял трубку и на следующий день, и через два дня тоже.

Тогда я встревожился не на шутку, и мы поехали к нему домой. Дверь нам никто не открыл, и мы позвонили соседям.

Вышла женщина и сказала, что Виктор Шалвович умер:

— Недели две назад он почувствовал себя плохо и сам вызвал «скорую». Я как раз вышла в магазин и видела в подъезде, как его забирала «скорая». Он на меня так посмотрел, что мне не по себе стало. Мне показалось, он сказать что-то хотел, да передумал. И там, в больнице, 18 ноября он умер. А вы ему кто будете?

…Странное опустошение охватило меня. Я ехал домой, и сумбурные мысли роились в голове. Я вспоминал, как мы ездили в Шамордино, потом вдруг вспомнились неодобрительные высказывания в мой адрес, долетавшие из музея Окуджава: дескать, якшается с психически больным человеком, выпытывает всё его, бедного, о чём-то…

Да, наверное, он действительно был ненормальным, поскольку был очень обязательным и порядочным, чем резко отличался от большинства из нас. Мы нормальные и поэтому обещаем позвонить завтра, а звоним послезавтра, обещаем встретиться на днях, а вспоминаем об этом через месяц…

Конечно, характер у него был непростой, да и жестокая судьба, наверное, наложила на него свой отпечаток, но главное, что было в этом характере с рождения, — говорить то, что думаешь, и делать так, как сказал.

У Майи Шварц сохранился листочек, на котором Виктор Шалвович написал какой-то текст для психолога. К ним в лабораторию однажды пришёл учёный-психолог, и по его просьбе сотрудники что-то такое написали — для диссертации, что ли, ему это нужно было. И Окуджава написал вот что: