Виктор Шалвович, конечно, был ей очень неудобен. С ним она вынуждена была вести себя аккуратней, заставлять его врать ей даже в голову не приходило.
В тот злополучный день они были в музее только вдвоём. Уже пять часов, ей пора домой, но как уйти? Одного его нельзя оставлять, вдруг начальство позвонит. И она ласково подступает к нему: «Виктор Шалвович, не хотите пораньше уйти сегодня?» — «Нет». Он что-то читал, совершенствуясь в своей новой специальности. Через несколько минут она начинает выходить из себя: «Ну и сколько вы здесь будете сидеть?» — «До конца рабочего дня». Посидели ещё немного. Наконец она не выдержала: «Ну, знаете! Мне надо уйти, а я не имею права оставить вас здесь одного».
Это была полная ерунда — насчёт «оставить одного». Виктор Шалвович много раз уже работал в одиночестве, и вообще в выходные дни сотрудники дежурили там по одному. Он наотрез отказался уйти раньше времени.
И тут нервы её не выдержали. «Я вам приказываю!» — заорала она. Кричала, всё больше распаляясь и срываясь на визг, потом вывернула электрические пробки, чтобы обесточить музей, и, стоя уже в открытых дверях, продолжала орать. Но нашла, как говорится, коса на камень: обычным своим тихим голосом Виктор Шалвович повторял, что никуда не уйдёт до конца рабочего дня. И тогда она попыталась просто вытолкать его из квартиры.
Его реакция была молниеносной. Он размахнулся и ударил её по лицу. Она закричала ещё истошней и стала спускаться по лестнице, плача и изрыгая проклятия.
На следующий день он поехал в головную организацию и написал заявление об уходе.
Не знаю, следует ли из этого эпизода, что Виктор Шалвович был психически нездоровым человеком, но я попытался представить себе, как в этой ситуации повёл бы себя его старший брат. Проанализировав воспоминания разных людей о нём, я не смог представить себе другого развития событий.
Но на этом история не закончилась. Директор музея (всех его филиалов) очень хорошо относилась к Виктору, она была счастлива, что он там работает. Да и как могло быть иначе? Она сама жила жизнью музея, и Виктор, который ничего не умел делать плохо, стал для неё находкой. Особенно в сравнении: работать в музей приходили в основном пенсионеры, — ну и какой работы могла она ожидать от них?
Директор музея уговорила Виктора Шалвовича остаться и заставила виновницу инцидента извиниться перед ним. Он проработал ещё несколько дней. Теперь его непосредственная начальница была с ним сама любезность и всячески старалась ему угодить. Но это вызывало в нём ещё большую неприязнь и раздражение. В телефонном разговоре с Майей он жаловался: «Я не могу видеть её, даже в другой комнате сидеть не могу — слышу, что она там, знаю, что она там, и не могу». Майя была в ужасе от всего произошедшего и в особенности от его поступка: «Как ты мог ударить женщину?!»
Он отработал ещё два или три дежурства и 26 апреля 2002 года ушёл. Это было последнее место работы Виктора Окуджава.
А на Майю он обиделся.
— Он обиделся, что я его не поддержала. Я должна была как-то действовать, например, уйти сама. А я, наоборот, вместо сочувствия была очень зла на него.
Майя была самым преданным другом Виктора на протяжении сорока лет. Она многое ему прощала, не раз бывали у них размолвки и длинные периоды необщения, но всегда прекращал отношения он сам. А на сей раз это сделала Майя. Все выяснения отношений были сделаны по телефону, им не пришлось встречаться.
— Он привык, что я иду первая навстречу, — вспоминает она, — а тут я не пошла.
Такое было ещё лишь однажды. Очень давно случилась одна история, после которой она сама перестала с ним разговаривать. Как-то, когда они работали вместе в ИАТе, к ней зашла подруга. Виктор не любил эту женщину, и Майя об этом знала. Чтобы не мешать ему работать, они уединились за Майиным столом и говорили очень тихо, шёпотом, обсуждая какие-то свои женские дела. Но, видно, они всё-таки мешали ему, потому что в какой-то момент он вдруг повёл себя абсолютно неадекватно — вскочил и истерично закричал: «Да прекратите вы шипеть или нет?!..» Совершенно выйдя из себя, он орал на Майину гостью: «Вон отсюда! Я тебя вышвырну, если ты не уйдёшь!».
Майя Генриховна и сегодня с ужасом вспоминает этот случай:
— Он вёл себя безобразно. Я на него страшно обиделась. И после этого перестала на него даже смотреть, просто не могла.
А я слушал её рассказ и ловил себя на каком-то дежавю. Я уже слышал этот рассказ несколько лет назад. Ну да, конечно, это мне рассказывала старая учительница Вера Яковлевна Кузина. Только в её рассказе действие происходило лет за тридцать до описываемого Майей эпизода. Это было на педсовете в Шамординской школе. И вот там, на педсовете, Кузина сидела рядышком с завучем Клавдией Ивановной, и они тоже о чём-то шушукались, чем вызвали точно такую же реакцию со стороны Окуджава… Только тогда это был не Виктор, а Булат!
Может, у них это, действительно, семейное было?