Что касается домовой книги дома № 25 по Колхозному переулку, я неоднократно в течение нескольких лет просил через своих друзей Юрия Ивановича поделиться со мной данными из этой книги. Пусть она остаётся, в конце концов, в его коллекции! Может быть, он не только уполномоченный, но и краеведческий музей в одном лице. И никаких его находок мне не надо, только данные из не принадлежащей ему книги.
Но он всякий раз отказывал, ссылаясь на то, что сам пишет книгу.
В конце концов я написал ему письмо, заверив, что в моей книге ссылка на его приоритет про калужскую прописку Окуджава непременно будет. И получил вполне дружелюбный ответ:
Марат, дорогой, извини, но не могу пока выполнить твоей просьбы. У меня тоже литературные планы в отношении жизнеописания Б. Ш. Только после публикации. Надеюсь на понимание.
Я в своём ответе не оценил его приязни ко мне и на понимание оказался неспособен:
Дорогой Юра, пойми и ты меня правильно. Я ведь не прошу тебя поделиться со мной твоими открытиями и находками. Твой приоритет будет безукоризненно сохранён, причём с дифирамбами и расшаркиваниями, что сделает дополнительную рекламу твоей будущей книге. Я вообще привык ссылаться на источники.
В противном случае я вынужден буду написать у себя о некоем коллекционере, который выцыганил домовую книгу у Валентины Максимовны Нефёдовой под предлогом, что это для музея. Который взял личные фотографии у Элеоноры Никитичны Меньшиковой с обещанием вернуть через несколько дней, да так и не вернул. И как несколько лет она безуспешно звонила, просила. Есть и ещё примеры, но я их приберегу. Ещё раз прошу понять меня правильно, но я не могу ждать, когда ты выпустишь свою книгу.
На этом наша переписка оборвалась, поэтому я честно сейчас выполняю обещание, данное Юрию Ивановичу Зельникову. Я мог бы привести и другие «воспоминания» калужан о защитнике своих прав. Но я ведь пишу вообще-то не о Зельникове, к счастью, а о более приятном персонаже.
Юрий Иванович, возможно, останется недоволен моей оценкой его литературоведческих изысканий, но на всякий случай скажу, что всё о нём написано с документальной точностью — в Калугу без диктофона я не ездил.
Итак, хозяев дома, помнящих своего квартиранта Окуджаву, не осталось. Но есть их соседка, певица Эльвира Семёновна Никифорова, заслуженная артистка России:
— Я мало что помню. Мой папа тоже, как и Булат Шалвович, был преподавателем. Он преподавал физику, математику, астрономию — очень разносторонний и интересный человек был. Им, видно, было о чём поговорить. Окуджава часто бывал у нас дома. В саду папа построил небольшой домик, мы его шалашом звали. И они с Булатом любили там сиживать. А в том доме, где Булат, жили мои друзья, Витя и Володя, погодки.
Эльвире тогда было шесть лет, значит, и друзья её примерно того же возраста. Стало быть, это кто-то из тех, кого вспоминала заехавшая в Калугу в гости сестра Галины:
Условий для работы, можно сказать, никаких, так как рядом «в валенках по-воробьиному щебечет такой неизмеримо маленький, но очень нужный человечек». А за стеной раздаётся постоянно, как рефрен, в адрес подросшего хозяйского дитяти: «Как дам… Вот как дам… Ну, дам!.. Ну и дам!»
— Дал бы один раз, чтобы потом всё было тихо, — говорил Булат, возмущаясь, не в состоянии сосредоточиться и работать[57]
.Теперь вернёмся к учебному процессу. В каких классах Окуджава преподавал? Сейчас, когда вышли диссертации и тома, посвящённые биографии Булата Окуджавы, в том числе увесистый том Дмитрия Быкова в серии «ЖЗЛ», наверное, это легко проверить? Оказалось, нет.
Вот что говорится по этому поводу в диссертации Ольги Розенблюм: