Булатный перстень

Мавруша, уже не обращая внимания на Александру, поспешила в глубь дома, Карповна – следом, дверь осталась распахнутой. Александра подумала – и также вошла.

Идя на голоса и детский писк, она оказалась в спальне. На большой кровати, истинно супружеском ложе, лежала женщина; опершись на локоть, она склонялась над голеньким младенцем; Мавруша уже стояла перед постелью на коленях, а Карповна разворачивала сложенную пеленку.

– Господи! – воскликнула Александра. – Поликсена! Вот ты где!

Вот теперь нетрудно было догадаться – Мавруша там, на острове, как-то сообразила, что Новиков пустил в дом любимую подругу, и, исполняя клятву дружбы, упросила чудака взять и ее.

– Госпожа Денисова? – спросила Поликсена. – Вот, взгляните! Это мой Андрюшенька!

– Вижу…

Поликсена смотрела на нее с удивительным спокойствием и даже благодушно. Ребенок закряхтел, Карповна подхватила его и переложила на какую-то тряпицу.

– Ты растолкуй ей, Мурашка, – сказала Мавруша. – Все растолкуй. А мне недосуг – вода вот-вот закипит, полное корыто пеленок. И полы еще мыть…

– Отчего тебе – мыть полы? Разве господин Новиков не может нанять прислугу? – удивилась Александра.

– Может, да только покойная госпожа Новикова всех женщин против него настроила. Из здешних никто не хочет идти. Ничего, я справлюсь! – гордо заявила Мавруша. – А скоро Мурашка будет мне помогать. Невелика наука!

– Вот дурочка. У тебя же есть собственная девка Павла. Завтра же ее пришлю.

– Да? – Мавруша задумалась. – А она стряпать умеет? А то у меня все подгорает…

– Кашу наверняка лучше тебя сварит.

Поликсена молча смотрела на Александру и улыбалась. Улыбка у нее была – как на модной картинке, углы губ заметно приподнимались.

Рядом Карповна ловко подмывала и пеленала опроставшегося Андрея Денисовича… Нерецкого?.. Александра нахмурилась – сын ее жениха будет расти под чужим прозванием, каким – неведомо, и приятно ли мужчине знать, что его дитя лишено имени? Бог весть…

– Что ты собираешься делать, Поликсена? – спросила Александра.

– Дитя растить, – спокойно ответила смольнянка. – Что же еще?

– Ты не замужем, каково это – невенчанной растить сына? Тебя с ним никто в жены не возьмет. Видишь, я прямо говорю. Умнее всего будет отдать дитя добрым людям. Я сейчас покидаю столицу, но, вернувшись, найду достойную семью…

Карповна повернулась и очень нехорошо на Александру посмотрела.

– Отчего ж не возьмет? Вы хотите сказать, госпожа Денисова, что господин Нерецкий не женится на мне, а на нем для меня свет клином сошелся? Полноте! Видно, я поумнела, а вы поглупели.

– Ай, Мурашка! – радостно завопила Мавруша.

– Молчи, Сташка, нам нужно объясниться. Нас приучили говорить прямо – в свете так не делается, ну да мы и не в гостиной на Миллионной улице.

– Ну, поговорим прямо, – ответила Александра. – Давно пора.

– Вы собираетесь венчаться с Нерецким?

– Да. Завтра или через день мы едем с Спиридоново, там и повенчаемся. Это твердо решено. – Рассказывать Поликсене об опасных похождениях жениха Александра не стала – ибо ни к чему.

– Это хорошо. Вы сумеете о нем позаботиться, и я буду за него спокойна. И останетесь с ним в Спиридонове?

– Да, до Рождества.

– И это тоже хорошо. Вы не беспокойтесь, госпожа Денисова, я не стану домогаться вашего супруга. Между нами все кончено. Пусть живет, как знает…

– Погоди, погоди… – тут Александра забеспокоилась. – Ты ведь любила его страстно, ты, уверена, и теперь его любишь! Не старайся показать мне своего равнодушия! Мы обе женщины, мы обе знаем, как он умеет вызвать любовь к себе… Я хочу сказать, что он позаботится о ребенке и о тебе, насколько возможно…

– Не надо. Я с ним больше не увижусь. Ведь вы же не позволите ему нарочно разыскивать меня?

От такого вопроса Александра онемела. Видимо, этого Поликсена и добивалась.

– Мне было очень плохо у вас, – честно призналась смольнянка. – Я понимала, что он любит другую, что он своему сердцу не хозяин, но я верила, надеялась – пока не убедилась… А потом – Господь милостив, стоило мне упасть в бездну, как тут же и рука помощи протянулась. И когда мне дитя показали… когда оно вот тут, рядышком, заснуло… вот тогда я подумала: «Господи, что же я ему про отца-то скажу? Ведь спросит однажды – и что?» Даже ежели бы господин Нерецкий, узнав, что я родила, прибежал, забрал меня, увез – все равно бы потом бросил. Не в вас – в другую бы влюбился. Я ему не подходила, ибо опорой ему быть не могла. А я перед сыночком в ответе. Вот и решила – нет больше в моей жизни господина Нерецкого. Так меня дитя научило.

– И в моей, – тихо добавила стоявшая в дверях Мавруша.

– Да и на что он мне, коли не умеет держать слова?

Много всякого рассказывали про чудачества смольнянок, но это было всех прочих почище. Прижив ребенка от человека, который сперва ее увлек, потом бросил, лежа в чужом доме, гроша за душой не имея, эта монастырка рассуждала о высоких материях, да еще с какой гордостью!