Булатов курган

— Предлагает мясо сдать. Район проваливает с планом. Выбракуем коров, с десяток телят…

— Хорошо, допустим, сдадим. А что на следующий год будем делать? По графику, только в первом квартале должны сдать более ста центнеров. Откуда брать будешь?

— Свининой заткнем. Возможности будут. В прошлом году рассчитались…

— Очередные строевские штучки, — тихо проговорил Ивин. — Они уже начинают надоедать.

Горбылеву сейчас не нравился парторг. Всегда они решали любой вопрос согласно, а тут вдруг не нравятся «строевские штучки»! Больно умен стал…

— Дело тут, Афанасий Иванович, не в Строеве, — возразил он. — Конечно, невесело, когда кто-то едет на твоем горбу, а руководители еще и подстегивают. Но речь сейчас не об этом. Есть возможность — почему не продать мясо сверх плана? Нам же самим выгодно. Не за так отдаем.

Ивин криво улыбнулся, хотел что-то сказать, но голос из дверей помешал ему.

— Вам что, дня не хватает? По ночам спорите?

На пороге стояла Марья Ниловна. Она с упреком уставилась на мужа.

— Мы не спорим, а разговариваем, — ответил парторг.

— Хорош разговор — на улице слышно.

— Короче! — хмуро перебил ее Горбылев. — Ты зачем пришла? Не мешала бы!

Тонкая бровь Марьи Ниловны удивленно переломилась. Чуть припухшие сочные губы дрогнули.

— Пожалуйста! — протянула она. — Только ты же к десяти заказал самовар. А сейчас около двенадцати.

— Знаешь, давай-ка домой! — Горбылев хотел, видимо, еще что-то добавить, но промолчал, перехватив укоризненный взгляд парторга.

Марья Ниловна смотрела на мужа, все еще пытаясь улыбаться.

— У нас разговор о хозяйственных делах, — проговорил Ивин, как-то стараясь смягчить впечатление от грубости Горбылева.

— Я понимаю… — ответила она.

Горбылев поднял глаза.

— Я сказал: иди домой!

Марья Ниловна торопливо повернулась и резко хлопнула дверью.

Ивин сидел потупясь. В только что разыгравшейся семейной сцене он считал в какой-то степени виновником и себя. И чтобы не молчать, парторг спросил:

— А как с Кондратом? Суд будет?

— Прокурор вести дело отказался. Говорит, к ответственности надо привлекать не Земнова, а руководство колхоза, которое оставило скот без корма. Ну, тут вмешался Михаил Михайлович. Срочно собрал внеочередное бюро, разнес за мягкотелость прокурора, а Кондрата предложил исключить из партии. Шуму было много. Одним словом, ограничились строгим выговором с предупреждением. А ты говоришь, строевские штучки. У другого бы ты попал на скамью подсудимых.

«Вон как обернулось дело-то… Стало быть, сам на себя беду накликал!» — с душевной тревогой подумал Ивин. Он поднялся, надел кепку.

— Уже? — удивился Горбылев. — Мы еще не договорились насчет мясопоставок.

— Этот вопрос не по мне. Решай его с правлением. Так-то вернее будет! — И парторг, даже позабыв проститься, скрылся за дверью.

«Осторожничает, хитрит», — подумал о нем Горбылев, все еще не поднимаясь из-за стола.

Дома Горбылев света не зажигал. В потемках он разделся, лег и отвернулся к стенке.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

1

Надя вплетала в венок то ярко-желтые лютики, то темно-голубые колокольчики, то лиловую чину или притаившийся в кустах, еще не успевший отцвести белый подснежник… И вот пахучий, пестрый обруч обхватил голову.

— Посмотри, Костя, идет мне?

Над ивовым кустом показалась голова со спадающими на лоб светлыми волосами.

— О-о-о! — протянул он, нарочито тараща глаза. — Ты ли это?.. Может, явилась фея цветов?

Надя уже не слушала его.

— Ромашка! — Она наклонилась, чтобы сорвать цветок. — Первая ромашка! Как здорово!

Из лощины выпрыгнул серый клубочек, метнулся к лесу.

— Заяц! — громко крикнула Надя и пустилась вдогонку.

— Держи, держи косого! — помчался вслед Костя.

Заяц сделал прыжок, другой и исчез в ивняке.

Надя в изнеможении упала на землю, затихла. Над головой вздохнул ветерок, растревожил траву. Зашелестели, закивали головами первые луговые цветы. Наде казалось, будто они шептали ей о каких-то только им ведомых тайнах. Рядом, с закрытыми глазами, тяжело дыша, лежал Костя.

— Чуешь, как земля дышит? — спросила его Надя.

Костя приподнял голову, заулыбался.

— Выдумщица ты…

— Нет, правда… Ты только прислушайся! — Она снова притихла.

Луг жил множеством невидимых существ.

— Кузнечики стрекочут, трава шелестит… А как земля дышит, что-то не доходит, — первым прервал молчание парень.

— Ничегошеньки не понимаешь! Эх ты!.. — Надя порывисто села, обхватила руками колени. — Я раньше тоже так говорила, да отец научил понимать. Бывало, перед вечером пойдем на луг. Растянется он в густой траве, не шелохнется. Стану его теребить, а он: «Слушай, — говорит, — как земля засыпает». Я затихала, а разобраться не могла. Очень много голосов на лугу. Теперь другое дело. Научил он меня понимать…

— Любишь ты землю?

— Еще как! А ты?

— Чудачка! Я горожанин…

— Что твой город в сравнении с такой красотой: камни, духота, машины. А тут глянь только на луг… А поля, а лес… простор какой! Да что там!

— Постараюсь понять. И землю твою полюблю. — Костя больно сжал ей руку, хотел что-то еще сказать, но в это время резко щелкнуло и кто-то крикнул.

Надя поднялась с земли, приложила к глазам ладонь.