Булатов курган

Кондрат в упор посмотрел на нее. Лицо Ульяны зарделось, большие темные ресницы прикрывали от него глаза. Под легкой голубой кофточкой высоко поднималась и опускалась грудь. «Волнуется», — догадался Кондрат и предложил:

— Отойдем с дороги, посидим на пеньках…

— И правда! — спохватилась Ульяна.

В зарослях орешника Кондрат предложил ей сесть на березовый пень, сам пристроился напротив на трухлявой колоде. Здесь было тихо и сумрачно. Из оврага тянуло прелой осокой.

— Много дней хочу тебе сказать, а все случая не было, — по-прежнему волнуясь, начала Ульяна. — Думала, и не встречу живого.

Кондрат, сдерживая ухмылку, заглянул ей в глаза. Они были синие-синие и немного грустные.

— Я не шучу! — поймав его взгляд, упрямо произнесла она. — Бойся Тихона! Хотя он и муж мне, а умолчать не могу. Старик видел нас на кургане. Наплел бог знает что. Тихон, конечно, взбесился. Грозил убить тебя. Он такой, родной матери, не моргнет, голову отрубит.

— Спасибо тебе, Ульяна! — серьезно сказал Кондрат. — Вижу, честной души ты человек! Мужа и того не щадишь.

— Постыл он мне… — Она еще ниже наклонила голову, на кофточку, точно горошинки, посыпались слезы. — А благодарить меня не за что. Это я должна кланяться тебе в ноги.

— Как же ты, Ульяна, решилась замуж пойти за такого? — участливо спросил Кондрат. — Собой ты пригожа, из рук дело не выскользает. Могла бы получше кого подыскать.

— Кончилась война. Думала, мужа дождусь, а он не вернулся. Там же остались и отец и брат. Мать не перенесла горя — слегла в постель и не поднялась. Осталась я одна. Ребенка мне не послал бог. Да и жили мы без году неделю… — Ульяна вздохнула, с головы на грудь упали белые, как лен, косы. Она отбросила их назад, вытерла платком мокрые глаза. — Думала, с тоски помру. Приду с работы домой — пустота, и ну реветь. Бывало, услышат соседи, успокаивают, а я остановиться не могу. Вот и решили просватать меня. Кто-то услышал, что в Заборье, на Выселках, Тихон Цыплаков собирается жениться, да невесту никак не найдет. Вот меня и познакомили. Не нравился он. Да уж больно напевал сладко, что и любить и уважать будет. Задумалась я: «Кому я нужна?» Вот и согласилась. Сыграли свадьбу. «Ну, — говорю себе, — кончились твои муки, Ульяна!» Да не тут-то было. Муки-то только начались. Что муж, что свекор — одного поля ягодки. Так уж и быть, расскажу тебе, чтобы понял, через какое я несчастье прошла… На третий день свекор стал приставать: то ущипнет украдкой, то обнимет. Я пристыдила его. «Грех», — говорю. А он серьезно так сказал: «Божий дар не грешен. А мы с тобой твари господние». Погрозилась мужу сказать, опять не помогло. Однажды, летом это было, только что убрали сено наверх. Тихон пошел в кладовую, вызвали его, а я осталась дотаптывать сено. Вдруг слышу, заскрипели ворота, внутри засов загремел. «Что такое?» — думаю… Глядь, а наверх лезет свекор. Глазища — во, по ложке. — Ульяна сложила указательный и большой палец в кружок, показала Кондрату. — Горят, как у волка. Борода всклокочена. Хотела бежать, а ноги ни с места. Подошел он молча, схватил поперек да и на сено. «Бесстыдник, — кричу, — брось!..» А он зажал ручищей рот, ну и… Вскоре я почуяла, что матерью буду. От кого, сама не знаю. Так и растут мои детки, не ведают, кто их отец. Вот какая я нехорошая…

Кондрат вздохнул.

— Плохо твое дело, Ульяна.

— Может, и зря я призналась? — совсем тихо проговорила она. — Умереть бы с этой тайной. А вот не выдержала… Вроде легче на душе стало.

— Не чета ты, стало быть, Цыплаковым.

Ульяна взглянула на него сухими, покрасневшими глазами. Кондрат заметил, как побледнело и обострилось ее лицо.

— Кому я надобна теперь? Любой побрезгует.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

1

Устало опустив руки, Варвара одиноко сидела у подножья Булатова кургана. Она не слышала ни шепота ветра, ни шелеста травы, ни ликующей песни жаворонка. Даже не шелохнулась, когда, соскочив с буланого мерина, к ней подошел Кондрат.

— Ты что как вареная? — спросил он, присаживаясь рядом на бугорке.

Около ног его растянулся Полкан: высунул язык, шумно задышал.

Внизу, словно в изнеможении, застыли всходы льна. На Монастырской пустоши курчавилась, тянулась к горячему солнцу пшеница, дальше, у Оки, множеством темно-зеленых ручейков переливались рядки свеклы.

— Ох!.. — вздохнула Варвара. — Заморилась: ни рукой, ни ногой не шевельну. Должно, дождь будет?

Кондрат поднял голову.

Медленно плыли слоеные облака. Они скорее напоминали снежные горы на бело-синем фоне неба. Распластав крылья, в вышине повис ястреб и, не обнаружив добычи, плавно опустился на курган. У ивового куста забился Буланый. Почуяв чьи-то шаги, вскочил Полкан, зарычал.

Стороной с двухметровкой через плечо шел Бадейкин.

— Нельзя! Лежать! — приказал Кондрат.

Собака послушно опустилась на траву, положила морду на вытянутые лапы.

Вспомнив рассказ учетчика о Варваре, Кондрат невольно отвернулся.

— Вот живет человек! — воскликнула Варвара, укоризненно покачав головой. — Ни боту свечка, ни черту кочерга! Только и смотрит, где плохо лежит…

Она украдкой взглянула на притихшего Кондрата.