Булгаков и дьявол. Опасные тайны «Мастера и Маргариты»

Прежде всего о богоборчестве. Павел Басинский в книге «Горький» пишет: «Он не был атеистом в буквальном смысле, хотя бы потому, что вопрос о Боге страшно волновал и был едва ли не главным «пунктом» его протестного отношения к миру… Но и верующим в Бога Горький себя не считал. Зато можно точно и без тени сомнения сказать: у Пешкова-Горького были какие-то особенные отношения с чертом». Много мемуаристов свидетельствуют, что на протяжении всей своей жизни Горький постоянно «чертыхался». К слову «черт» он обычно применял ласковые эпитеты — «черти лысые», «черт знает как здорово». В двух ранних рассказах «О черте» и «Еще о черте» их главный герой является писателю.

В возрасте 19 лет Алексей пытался застрелиться выстрелом из револьвера в бок. В предсмертной записке Пешков просил его «взрезать» и обнаружить там черта. За попытку самоубийства Горький на семь лет был отлучен от Церкви. И более в нее не вернулся.

В начале 90-х годов Алексей Максимович Горький писал фельетоны, которые подписывал Иегудиил Хламида. В этой какофонии звуков объединялись два антагонистических понятия: «Иисус Христос» — через инициалы, и Иуда Искариот — через имя. Великому пролетарскому писателю принадлежит также очень откровенное признание: «Если дьявол существует и вводит меня в искушение, то это — во всяком случае, не «мелкий бес» эгоизма и тщеславия, а Абадонна, восставший против творца, равнодушного к людям и лишенного таланта».

В одном из лучших своих произведений, книге «Заметки из дневника», Горький от лица колдуна рисует мир, состоящий из чертей, как из атомов:

«— Да, да, черти — не шутка… Такая же действительность, как люди, тараканы, микробы. Черти бывают разных форм и величин…» И далее описывает бесформенных, как слизняки, лиловых чертей, ответственных за скуку; голландских — маленьких круглых цвета охры — чертей неосмысленного буйства, благодаря которым «человек может сказать губернатору — «дурак!», изнасиловать свою дочь, закурить папиросу в церкви, да-да! Это черти неосмысленного буйства». А есть еще черти колокольного звона, черти лунных ночей, драповые, напоминающие своей формой гвозди с раздвоенным острием — друзья пьяниц, а также «черти клетчатые — хаос разнообразных кривых линий; они судорожно и непрерывно двигаются в воздухе, образуя странные, ими же тотчас разрушаемые узоры, отношения, связи. Они страшно утомляют зрение. Это похоже на зарево. Их назначение — пресекать пути человека, куда бы он ни шел… куда бы он ни шел…»

Не такой ли клетчатый явился Берлиозу в час небывало жаркого заката на Патриарших?.. Напомним эту встречу: «И тут знойный воздух сгустился перед ним, и соткался из этого воздуха прозрачный гражданин престранного вида. На маленькой головке жокейский картузик, клетчатый кургузый воздушный же пиджачок… Гр а-жданин ростом в сажень, но в плечах узок, худ неимоверно и физиономия, прошу заметить, глумливая». Этот «длинный, сквозь которого видно, гражданин, не касаясь земли, качался перед ним влево и вправо». Все точь-в-точь по Горькому, из-за худобы этот человечек похож на живую кривулину, гуляющую из стороны в сторону. В тот момент Берлиоз еще не получил доказательство существования черта, поэтому гражданин кажется эфемерным. Но вот Михаил Александрович направился к турникету. «Тут у самого выхода на Бронную со скамейки навстречу редактору поднялся в точности тот самый гражданин, что тогда при свете солнца вылепился из жирного зноя. Только сейчас он был уже не воздушный, а обыкновенный, плотский, и в начинающихся сумерках Берлиоз отчетливо разглядел, что усишки у него, как куриные перья, глазки маленькие, иронические, что видны грязные белые носки». Коровьев материализовался из солнечного зарева и, как и положено клетчатому, указывает, где пресечется жизненная линия Берлиоза: «… сюда пожалуйте! Прямо и выйдете куда надо». Кому надо, хочется спросить, но отвечать уже не хочется. И так все ясно. Надо заметить, что Берлиозу перед смертью явился не мелкий бес, а один из высших слуг сатаны. В масонской иерархии рыцарь Коровьев соответствует 30-й степени обряда, называемой степенью рыцаря Кадоша. Она является самой серьезной ступенью масонского восхождения, ибо только в ней завеса над игрой в жмурки приподнимается, и ее соискателю объясняют истинный смысл масонской стратегии.